ЭХО.
Многие, вполне образованные, люди говорят мне: «Нет, от чрезмерной интеллигентности в женщине (но где же мера, мой милый?!)
я отказываюсь, она мне даже мешает. Я, видите ли, сам интеллигентен. Вот красота, миловидность, детские черты характера, — иное дело!»
Этого я не понимаю. Без духовного общения нет никакого общения. А на так называемую первобытную, гениальную интуицию стихийной силы женщины я не полагаюсь, не взыщите.
Бетховен и Шуберт, правда, мыслили в музыке.
Но ведь женщина говорит теми же словами, что и мы. На этом инструменту играет лишь «глубоко познающий мировой дух»! Есть он или нет его, интуицией здесь не поможешь.
Если женщина духовно представляет собою фотографическую пластинку моей жизни в мире, то я переживаю в ней лишь себя самого, может быть, просветленнее, чище, яснее, в спокойном состоянии.
Она воспринимает в себя мою духовную жизнь нежно, любовно, как мать и сестра; дружески.
И показывает мне ее, проясненную женским спокойствием, может быть, в ее истинной сущности.
Если я отчаянно и робко молюсь в беспорядочном мире своего духа об истинном понимании, как же могу я отказаться от того отзвука, который рождается в глубоко отзывчивой женской душе?!
ГМУНДЕН.
В отличие от большинства людей, которые действительно не знают, зачем они живут, мне совершенно безразлично, когда я умру. Ведь когда-нибудь это должно случиться, не правда ли?! Предположим, что это «завтра» наступило сегодня. Отсрочка не есть выигрыш! Все же я хотел бы еще раз увидеть Гмунден ранней весной и поздней осенью, то-есть, прежде, чем приедут люди, которые ничего не видят! Тем, кто там постоянно живет, коренным жителям, судьбою не дана милость благодарить за то, что они всегда там. Для них это нечто само собою разумеющееся. Те, кто приезжают на лето, в предписанное время, смотрят на свое пребывание там тоже как на нечто вполне естественное. Для меня же это «сказка моей несказочной жизни», если через 23 года мне все еще дано окинуть взором эти любимые, лесом заросшие берега озера! Я люблю бревна, камни, где причаливают лодки, и незаметную жизнь каждой былинки: скамьи, которые за эти годы не изменились; леса, которыми постоянно любуешься, слышишь их шорох и никогда не вступаешь под их сень. Пока я вижу и чувствую, я могу это еще раз пережить! Когда меня не станет, я не знаю наверно, будут ли другие, подобно мне, восторгаться моим любимым озером и его прекрасными берегами; будут ли они благодарить бога за то, что могут его видеть?! И особенно ранней весною и поздней осенью, когда все «гости» уехали. В летнем своем великолепии оно может принадлежать всем, оно для того и существует.
Но до того и после того оно принадлежит нам; мы его любим иначе чем другие. Иначе?! Да, иначе! Это понимает тот, кто понимает.
БУТЫЛКА «ПИЛЬЗЕНСКОГО» ВО ВРЕМЯ МИРОВОЙ ВОЙНЫ.
Сын содержателя кофейни находится в плену в Сибири. По словам его родителей, он фанатический поклонник моих идей (книг). Вследствие этого его родители относятся ко мне с почтением. Я получаю каждый вечер две бутылки «Пильзенского», несмотря на войну. Сегодня, 18 августа, в 9 часов вечера один молодой человек устроил по этому поводу скандал; подкупил бедную кельнершу пятью кронами, заявил, что ему известно мое имя, что это незаконно, встал со своего отдаленного столика и устроился нарочно совсем близко около меня и выпил одну из моих бутылок. В одном этом факте целая биография! Горе той девушке, которая попадет в руки этого палача!
DE NATURA HOMINUM.
Каждому человеку свойственно дьявольское чувство самосохранения, которое его неумолимо заставляет заниматься беспрерывно, во всякий час, его собственной убогой, для ближних и для окружающего мира, безразличной, жизненной судьбой, а главное ее возможным улучшением! Те, которые по какой-либо причине этого не делают и следовательно, отказываются от этого неугомонного стремления к блаженству, в тех милостью или немилостью судьбы что-то надломлено, они попадают вследствие этого в категорию «поэтов», «философов», «мечтателей», «дураков», «неприспособленных к жизни»! Человек, будь то мужчина или женщина, которому от природы инстинкт самосохранения, это орудие борьбы в повседневной жизни, дан в слишком малой степени, уже по воле судьбы этим одним ставится в более высокий ранг, ибо он избавлен от того, чтобы неприлично, трудолюбиво-ростовщически скряжничать и торговаться каждый час из-за своего маленького благополучия, которое часто бывает злейшим неблагополучием. Говорят, что инстинкт самосохранения отдельных существ является стимулом для развития человечества в целом. Да, но только тогда, если он осуществляется в «здоровых», я готов сказать — в религиозных рамках. А так как он проявляется в наши дни «стадным» образом, то его надо признать весьма вредным для целого и его благополучия.