Это письмо еще не было никогда написано, хотя его должны были написать когда-нибудь все всем!
В ЧАСЫ БЕССОННИЦЫ.
Да, верно, у тебя ведь есть средство для сна, Paraldexyd, 20 грамм. Ты мог бы сейчас же, с молниеносной быстротой, добыть себе сон, забвение на одиннадцать часов. Но именно потому, что ты можешь это сделать, ты хочешь испытать бессонницу. Окна открыты настежь, и ночь приятная, нет пыли...
Многие думают, что нужно одеваться у «Гольдман и Салач», покупать белье у Вундерера и заказывать фотографические карточки у «Елены фон Циммерауер», или «Франц и Леви»; в бессонные ночи все это кажется ненужным. Так как ты не принял «Paraldexyd» во-время, то жизнь кажется тебе смешной и нелепой, и слово «превосходительство» не приводит тебя в содрогание. В тебе есть мужество мыслить правильно, логично, последовательно, ты презираешь свою возлюбленную или, по крайней мере, перестаешь ревновать. Суконное пальто тебе кажется таким же теплым, как шуба, ты перестаешь восторгаться женщиной, носящей у себя на голове целую райскую птицу. Райские птицы прекрасны и ценны, но — живые и в зоологическом саду. Когда ты страдаешь бессонницей, то вся смешная суета, ограниченность, предрассудки этого бесстыдного наглого мира — все это представляется тебе «призраком». Когда ты спишь, то ты все это проспал. Но когда ты вместо того, чтобы спать, бодрствуешь, тогда ты просыпаешься! Лучше, следовательно, принять во-время Paraldexyd, 20 грамм, в 8 часов вечера. Тогда в шесть часов утра ты будешь бодрым и вооруженным для всего безумия этой жизни.
ПОСЛЕДНИЕ ВЕЩИ, НЕТ, ПЕРВЫЕ!
Я ненавижу, нет — презираю удовлетворенных мужчин.
В каком смысле удовлетворенных?!
В том, что они преждевременно покончили счеты со всеми возможностями, шансами переменчивой жизни. Касса сведена, конечный баланс готов, следовательно, прямо и косвенно, это «живые мертвецы»!
«Восхищение перед красотой, перед «миловидностью», ведь это — электро-магнитическая сила нашей машины.
Так как большинство людей не могут удержать это вдохновение, этот поток напряженных сил, в своей убогой, легко взрывающейся машине, то они испытывают, из бессознательного чувства самосохранения, эту вероломно-сумасшедшую потребность реально овладеть той, на которую они молятся! Как можно скорее.
Они чувствуют, чуют инстинктивно, что таким путем их восторг охладится.
Тогда они смогут спокойно, примирившись с собою, продолжать существовать дальше. Освободившись от бремени, тьфу!
Существовать?! Прозябать!
Восторг, — это религия психического, но также и физиологического организма.
Без восторгов часы твоей жизни будут запаздывать, отстанут, остановятся, откажутся ходить!
Твоя жизнь во всяком случае обычна, не гениальна.
Кто преждевременно себя связывает, тот остается связанным.
Восторг не связывает никогда, он гонит машину вперед, заставляет ее делать лучшее, на что она способна.
«Привычка» — это мамка, которая нас отравляет. Мы лишаемся духа, потому что в нас нет восторга.
Детям, природным гениям, надоедают самые любимые игрушки, они никогда не забывают, что это «игрушки», только средство, возбуждающее их жизнерадостность!
У детей есть чуланы с хламом отслуживших кукол!
Вы хотите меня обмануть вашим порядком, задерживающим жизнь вашего беспорядка, который лишь скрывается?!
Страус прячет свою глупую голову в песок, и не замечает, что меткое ружье нацелилось в его глупое сердце!
ДОБРОДУШИЕ.
Все люди добродушны, я хочу этим сказать, добродушнее меня; так ведь судят обо всех, сравнивая с собою. Я бы мог, следовательно, сказать: они глупее, ограниченнее. Как можно при наличии ума быть добродушным?! Как можно прощать все глупости, которые совершаются кругом, и которые не должны были бы совершаться, прощать, не замечать, рассматривать, как нечто само собой разумеющееся?! Это есть добродушие? Нет, это глупость, либо удобство, либо недостаток интереса, следственно эгоизм. Добродушие есть, следовательно, или глупость, или безразличие к чужим поступкам; следовательно наглый эгоизм! Духовно богатый человек никогда не бывает добродушным, его все раздражает, как будто речь идет о его собственном счастье. Только враг людей бывает добродушным, он смотрит спокойно и равнодушно, как все идет шиворот-навыворот, и по своему добродушию не шевельнется, чтобы помочь. Это бесстыдные, трусливые эгоисты; они наблюдают за треволнениями этой жизни благородно, корректно, трусливо, не пытаясь никогда внести в этот беспорядок порядок. Они слишком хорошо воспитаны, чтобы кричать и желать чего-нибудь. Их «хорошие манеры» — трусливая сделка, которую они заключили с жестокой жизнью!