БОЛЕЗНЬ.
Тому, кто болен по какой-нибудь причине, легко. Это значит, что он знает, он вспоминает по крайней мере те грехи, которые он в течение лет совершил по отношению к своей невинной, гениальной, вечно заботливой, вечно готовой к услугам жизненной машине. Пусть это в нем всплывает наполовину в тумане, но ведь оно все же всплывает.
Но тот, кто заболел внезапно, казалось бы, без всякой причины, кто не сознает за собою никаких проступков по отношению к своей священной жизненной машине, где все же что-то не в порядке, тому нет спасения!
Он не может проникнуть в тайны своего телесного недуга, не может восстановить свою поврежденную машину, — ни он сам и никто другой (санатории, целебные ванны)!
Обладая еще здоровым инстинктом самосохранения, он стоит в отчаянии перед пропастью. Только неразгаданная судьба может его еще спасти, и только надежда на нее одну может дать ему силу преодолеть тайну страданий путем необыкновенного случая. Кто в отношении себя проявляет покорность, тот совсем погибнет, кто борется ложными средствами, тот тоже погиб; только таинство природы, которой мы до сих пор еще не постигли, может его спасти.
ЭНЕРГИЯ.
Среди миллионов есть люди, в которых нет «воли к жизни», энергии быть деятельными. Они тогда удаляются, неспособные, растерянные, — если они настоящие люди, — в «царство искусства». Чтобы видеть, слышать, чувствовать, страдать, сочувствовать, объективно наблюдать, не нужно никакой энергии, если они только не стараются с затратой энергии перейти, перепрыгнуть через судьбой поставленные грани. Настоящий художник сосредоточивает совокупность «жизненных энергий» на мышлении, чувстве, на том, чтобы видеть и слышать, и исчерпывает таким необыкновенным, эксцентрическим путем избыток «жизненных энергий», которые создаются самой жизнью бессознательно, ежечасно, ежедневно (разве только человек действительно болен органически, тогда каждый избыток поглощает самого себя для того, чтобы спасти больной орган). Это нечто вроде освобождения от бессознательных, духовно-душевных возможностей, которое побуждает «истинного» художника беспрерывно искать освобождения в художественной деятельности, чтобы освободиться от избыточного «физиологического напряжения» его нервов; другим, более удобным путем он от него не может избавиться.
Это несколько темное, еще никогда не существовавшее до сих пор или, вернее, никогда так определенно не высказанное сознание, что «истинный» художник зависит только от таинственных функций своей «физиологической» жизненной машины, если он милостью судьбы получил еще к тому же против своего желания так называемый талант. «Внешняя, обычная жизненная энергия» ничего стоящего не создает, создает лишь «избыточная внутренняя таинственная жизненная энергия».
Обыкновенный человек представляет собою то, что он может создать. А настоящий художник есть то, чего он не может сделать — как обыденный человек.
РАЗГОВОР 9/VI 1918, В 10 ЧАСОВ ВЕЧЕРА.
Я лежал в постели, измученный ужасной печалью. Мозг был изъеден мрачными мыслями. Нельзя больше бороться со своей тоской, потому что орудия, которыми мы раньше защищались, полные надежд, мысли и чувства, исчезли, их больше нет. Я во власти моего собственного горя, живущего внутри меня. Почти безнадежно! Нет, совсем безнадежно!
Ко мне вошла белокурая горничная со второго этажа.
— Жозефина, вы, которая в течение многих лет не берете от меня денег за оказанные мне услуги, хотя вы и не имеете никакого отношения к четвертому этажу, где я квартирую, как вы поживаете?!?
— Уважаемый господин писатель, мне 40 лет, и я незамужем, лето проникает через открытые окна в коридорах отеля, и я все же еще надеюсь выйти замуж!
— Жозефина, вы никогда не хотели брать денег от старого, бедного, больного писатели. Пришел наконец час, священный час, когда я могу оказать вам услугу, как писатель и человек. Я предостерегаю вас от того, кто захочет жениться на уже некрасивой, жизнью разбитой горничной. Его привлекают ваши сбережения, ваши с трудом, годами накопленные, скудные сбережения, и вас ждет ужасная судьба! Оставайтесь, Жозефина, в мрачных, узких коридорах отеля, где совершается безотрадная работа, где нет надежд, и куда проникает мягкий летний воздух. Вы будете жить счастливей, нежели с той несказанной опасной надеждой, которая ведет к самоубийству или даже к убийству!
— Уважаемый господин писатель, мой освободитель! Я это предчувствовала давно, но внутренний голос был слишком слаб. Вы же звените, как колокол, властно и мощно зовущий меня обратно к моей прежней жизни!