Но что бы на его глазах ни произошло, он не должен был ни во что вмешиваться.
Ему надлежало до утра вернуться на командный пункт переправы, где ждали его сообщения. И он не имел права быть убитым.
Заслышав говор, шаги или заметив чью-то тень, Аркадий Петрович прижимался к стене или входил в подъезд. Убеждался, что это не противник, и шел дальше. Он направлялся к Голосеевскому лесу: если наши части еще держали оборону, то прежде всего там.
В самом конце Красноармейской улицы, в полном безмолвии, он вдруг услышал звонкий чистый голос:
— Дяденька, вы не видели мою маму?
Эхо, которое спряталось под аркой, подхватило последнее слово и понесло его вдоль домов:
«Маму... маму... ма...»
От неожиданности Гайдар вздрогнул, повернул голову. Глаза его привыкли к темноте, и он увидел: возле мрачной арки трехэтажного дома, где в окнах не было заметно ни огонька, на детском деревянном стульчике сидела девочка лет пяти.
Приблизясь, Аркадий Петрович разглядел, что была она в пальто и берете. Из-под берета торчал хвостик светлых волос, стянутых широким нарядным бантом. Даже в полумраке было заметно, что лицо девочки заплакано и глаза смотрят испуганно, доверчиво и с надеждой. В руках она держала черного с белой грудкой котенка.
— Как тебя зовут? — спросил Гайдар.
— Марийка.
— Мама давно ушла?
— Еще утром. Она сказала: «Я на полчасика. И мы едем». Мы должны были ехать через Днепр. У нас и вещи сложены.
— Может, мама ждет тебя дома?
Девочка помотала головкой.
— Дома ее нет. Я сидела в комнате, пока не стало темнеть. Свет не горит, я боюсь.
— Ты не спрашивала соседей? Вдруг они ее видели?
— По нашей лестнице все уехали.
Котенок, который спал, свернувшись уютным калачиком, на руках у девочки, поднял голову, встал на лапки, потянулся, выгнув спину и наставив пистолетом хвост. Марийка опустила его на землю, где стояла чашка с молоком. Но котенок не стал лакать. Он был сыт.
Было очевидно: с матерью девочки что-то случилось. Но что?..
Наводить справки о несчастных случаях негде.
— Хочешь есть? — спросил Аркадий Петрович. У него была с собой плитка шоколада «Золотой ярлык».
Девочка снова помотала головой, и опять смешно запрыгал хвостик ее волос с бантом, что насторожило котенка.
Марийка продолжала пристально смотреть на Гайдара снизу вверх, точно ему нужно было только вспомнить, где может находиться ее мама. Теряясь от этого взгляда, Гайдар стремительно думал.
Взять девочку с собой он не мог. В эту ночь он был разведчиком. И если бы даже Марийка согласилась подождать, пока он вернется из Голосеевского леса, он все равно не мог ее взять с собой, потому что утром, после неизбежного взрыва Цепного моста, его ждало отступление по Бориспольскому шоссе. Сколько дней оно продлится?.. Чем закончится?.. Этого не знал никто. Но и оставить девочку одну на улице он не мог тоже.
Аркадию Петровичу показалось, что из подъезда соседнего дома слышны голоса. Взяв Марийку за руку, он вошел с ней в парадное. На лестнице, на третьем этаже, мелькнул пугливый свет.
— Стой здесь. Я сейчас, — сказал Гайдар девочке шепотом.
— Я боюсь, — беззвучно заплакала она. И вцепилась в его руку.
— Тогда... — И Аркадий Петрович приложил палец к своим губам.
Девочка кивнула и перестала плакать.
Он поднял Марийку (она тут же обвила его шею, не выпуская котенка), левой рукой прижал ее к себе, а правой вынул из кармана шинели пистолет. И, нащупывая легким прикосновением подошв стертые ступени, начал медленно подниматься наверх, к свету.
Сверху вместо голосов теперь доносился скрежет чего-то тяжелого, что двигали по каменным плитам. Скрежет позволил Гайдару быстро подняться по лестничным маршам и затаиться в темном углу между вторым и третьим этажом.
А на следующей площадке, на гвозде, горела керосиновая лампа с привернутым фитилем. И мужчина лет сорока в клетчатой рубашке, согнувшись, толкал дерматиновый диван, на котором был навален разный хлам: медные тазы для варенья, гипсовая статуэтка поэта, настольная лампа без абажура с бронзовыми фигурками ангелов, которые взмахивали крылышками.
Мужчина не понравился Гайдару. И, приложив к своим губам ствол пистолета — в знак того, чтобы Марийка с ним не разговаривала, Аркадий Петрович стал так же бесшумно спускаться. На улице, подняв голову, Гайдар оглядел окна всех этажей. Они были темны. И луч света пробился не сверху, а снизу.