На случай, если бы его ранили и ему бы грозил плен, он обзавелся маленьким вальтером и носил его в нагрудном кармане гимнастерки, где оружие, как правило, не носят. И во-вторых, позаботился о том, чтобы не пропасть без вести.
В быту Аркадий Петрович был скромным, даже неприхотливым человеком. Любил вареное мясо с мозговой косточкой и соленые огурцы. Подолгу носил одни и те же сапоги и сам отдавал их в починку. Не признавал дорогих авторучек. Писал школьными двухкопеечными перьями, которые надо было макать в чернильницу. Тяжелый свой писательский труд никогда не называл творчеством. Всегда говорил: «Моя работа», как будто занимался кузнечным или портняжным ремеслом.
Но при этом Гайдар сознавал, что немало сделал для развития литературы и воспитания той молодежи, которая вместе с ним участвовала в борьбе с фашизмом.
На фронте он еще раз убедился, что имя его имеет немалую притягательную силу. И чтобы в случае гибели на него самого и его книги не пала тень, он придумал свою «систему оповещения». Она сложилась не сразу и совершенствовалась по мере того, как менялись и ужесточались обстоятельства.
Приняв решение остаться в осажденном Киеве, Аркадий Петрович сообщил домой жене: «Пользуюсь случаем, посылаю письмо самолетом». Он знал, что самолет последний. И письмо тоже оказалось последним из тех, которые получили его близкие. Но оно же стало первой вешкой в гайдаровской «системе оповещения».
В тот же день, когда из Киева в Москву ушел последний самолет, Гайдар написал еще одно письмо.
Дело в том, что за несколько часов положение на фронте резко ухудшилось. Стало очевидно, что противник может в любую минуту ворваться в город. Аркадий Петрович счел за лучшее не ночевать в полупустой гостинице «Континенталь», расположенной возле самого Крещатика. И отправился на квартиру к своему водителю Саше Ольховичу, который жил на Круглоуниверситетской улице, 15, в полуподвальном помещении. Если бы гитлеровцы вошли ночью в город, сюда бы они сунулись не сразу.
Гайдару не спалось. Он сел и написал письмо Тимуру, потом вынул из сумки свою фотографию, вложил все в конверт, четко вывел на нем адрес и передал письмо утром Сашиной маме, которая положила его в сундучок с семейными и деловыми бумагами.
Но связь с Большой землей была уже прервана. Почта, естественно, не работала. Какой же был смысл писать письмо, да еще на московский адрес?
А вот какой: Гайдар попросил Сашину маму отослать пакет, когда возвратятся наши.
Но Тимур письма не получил.
В 1963 году я познакомился с Александром Куприяновичем Ольховичем. Услышав, что Гайдар оставил его матери конверт, я спросил:
— А что же с этим письмом было дальше?
— Наверное, лежит в том же сундучке, — ответил Ольхович, — я, признаться, о нем просто забыл.
Мы тут же поехали с ним на Круглоуниверситетскую, но письма в сундучке не оказалось.
— Я ж тебе, Саша, говорила, — объяснила Ольховичу его мама, — угнали меня германцы на работу. А когда вернулась, все разорено... Печку, что ли, они, ироды, теми бумагами топили...
И все-таки одна фраза из сожженного «иродами» письма до нас дошла. Ее запомнил Ольхович, которому Гайдар его читал:
«По всей вероятности, мы Киев оставим, но я обещаю тебе, что мы сюда вернемся и тогда с тобою встретимся».
Обещание поразило молодого шофера. В той обстановке мало что предвещало скорое возвращение...
И вот что еще примечательно: авиаписьмо свое Гайдар отправил, по-видимому, 17 сентября. Письмо Тимуру в квартире Ольховича он писал в ночь на восемнадцатое. Утром восемнадцатого был получен приказ Москвы, который разрешал оставить Киев. А вечером девятнадцатого Аркадий Петрович пошел на разведку в полупустой город. Уходя, он сказал начальнику всех переправ полковнику Казнову и батальонному комиссару Белоконеву:
«Если я не вернусь, доложите при случае в Москву, что я остался в Киеве».
Уже находясь в партизанском отряде, Гайдар хотел отправить с полковником Орловым пакет, перевязанный веревочкой, но полковник не рискнул взять бумаги. Иными словами, Гайдар пытался использовать любую возможность дать знать о себе в Союз писателей или близким.
И вот что удивительно: пропало письмо, оставленное в доме Ольховича, неизвестно, куда исчез пакет, который не взял Орлов, но сведения о том, что эти пакеты были, дошли.
А полковник Е. Ф. Белоконев написал в 1963 году в редакцию «Юности» о походе Гайдара в Киев и его просьбе «доложить при случае в Москву».
Но если бы «система оповещения» свелась лишь к этим попыткам, она бы вряд ли достигла своей главной цели.