— Дай Василию Михайловичу самому найти, — сказал я тихо. — Мы придем на помощь, если он устанет или позовет.
Юрино лицо смягчилось. Он улыбнулся и кивнул. И тут же отправился к машине.
Я издали наблюдал за Швайко. Он не спеша нагнулся, поднял с земли лопату и, не оглядываясь, не ища нас, приблизился к березе. Дважды обошел ее, словно выбирая, с какой стороны начать. Вонзил лопату в землю и отбросил первый ком.
Юра принес острый топор, оба лома и ведро с веревкой. Мы продолжали с ним стоять в сторонке. Василий Михайлович уже скинул пальто и пиджак. Под березой желтела немалых размеров яма. Но в том, что Швайко выбрасывал своей лопатой, не было ничего, кроме чистого песка и белых, тонких корневых побегов.
Швайко остановился, рукавом рубашки вытер лицо.
Я подошел поближе:
— Дайте-ка, Василий Михайлович, я вас сменю.
— Пока не надо, — ответил он и начал рыхлить стены ямы, видимо надеясь, что острие вот-вот наткнется на что-нибудь металлическое или тряпично-упругое. Но, кроме щепок и обрубленных корней, ему ничего не попалось.
— Позвольте, я копну с другой стороны, — не выдержал Юра.
— Копай, — согласился Швайко.
— Отдохните, — предложил я Василию Михайловичу.
Он не стал спорить.
Разрешение наш водитель расценил как свою большую удачу. Он не сомневался, что футбольный мяч со своей начинкой ждет только его. И заработал с такой скоростью, что через две-три минуты наши лопаты одномоментно звякнули о металл. Мы вздрогнули и, присев, оба запустили в яму свои руки.
— Пистолеты? — быстро, нервно спросил Швайко.
— Встреча на Рейне, — ответил Юра. — Стукнулись лопатами.
Василий Михайлович сменил меня. Потом я снова — его, Юра от отдыха отказался. И часа через полтора под березой зияла большая яма. Шатром над ней возвышались оголенные корни.
Мы уже не сомневались: корни, способные разрушить бетон, разорвали камеру и покрышку. Надежд, что мы извлечем комсомольский билет с вложенной запиской, уже не оставалось. Мы только могли откопать, если повезет, остовы пистолетов.
— Давайте рубить корни, — предложил Юра.
— Загубим дерево, — ответил Швайко.
— Мы только те, что мешают. И потом, лес все равно подчистую спилят: здесь будет Каневское море.
Топор был один. Мы рубили им поочередно. Корни сопротивлялись, упруго отбрасывая сталь. Однако топор был остер. И корневые отростки через какое-то время безжизненно повисали, но мы не трогали мощных корневых стволов.
Под березой уже зияла глубокая яма. Первым в нее спрыгнул Юра, Он нагребал песок в ведерко, подавал нам, мы высыпали и возвращали обратно. За Юрой спустился Василий Михайлович. Но и он не зачерпнул ведром ни куска железа, ни лоскута кожи.
Юра сидел на пеньке. Белобрысые волосы его прилипли ко лбу. Казалось, он выскочил из парилки. Но пар его нельзя было назвать легким. Василий Михайлович продолжал неистово углублять котлован под деревом. Я относил ведра с песком. И полубегом возвращался обратно. Потом мы поменялись опять.
Корни березы вздымались над ямой. В том, что три молодых мощных дерева качались на тонких, старчески изогнутых ногах, было что-то пугающее. Василий Михайлович работал, не поднимая глаз. Он испытывал неловкость, что мы ничего не нашли. Наконец сказал:
— Где-то я дал промашку.
Ужинали мы с Василием Михайловичем в номере. Нужно было понять, что произошло.
— Вы уверены, — спросил я, — что береза та самая, под которой прятал свой клад Володя?
— Я ж прикидывал: и от дома недалеко, и повернута как надо. И потом, по количеству шагов от сосны...
— Давайте завтра на всякий случай поищем под какой-нибудь соседней «трехстволкой».
Ночью я проснулся от того, что хлопнуло оставленное открытым окно. Лил дождь. И в небе я не различил ни малейшего просвета.
Под утро в комнату постучали. Вошел Юра и молча поставил у наших кроватей по паре новых резиновых сапог.
Позавтракали в столовке и отбыли в лес.
Трехствольных берез обнаружилось до удивления много. Мы отобрали шесть, которые больше остальных подходили нам по своим приметам. Каждый облюбовал себе дерево. И, взяв лопаты, мы разошлись. Но раскопки в одиночку подвигались нестерпимо медленно.
— Давайте все сюда, — решительно заявил Василий Михайлович, — когда закончим в одном месте, пойдем в другое.
После ночного дождя песок сделался гораздо тяжелей. А руки и плечи ныли еще от вчерашнего.
До обеда мы все обследовали под Юриной березой. И наполовину под моей. Согрели чай. Съели пирожки, купленные утром в буфете, и принялись снова.