Магнитофон продолжал записывать дальнейший рассказ вперемежку с криками скандаливших над нашей головою грачей.
А я снова сидел опустошенный, будто грачи выклевали мне все нутро.
«Значит, Гайдар на последнее задание сумку с собою взял, — подытоживал я. — И Башкиров располагал точными сведениями. А меня эхо этого свидетельства нагнало только что».
А я-то мечтал, что откопаю заступом и отряхну от земли тяжелый, влажный, неопрятный сверток, опущу его в широкий мешок, который мне по моей просьбе склеили в НИЛтаре, то есть в специальной лаборатории по конструированию и изготовлению тары, и увезу в Москву.
В Москве я бы пошел в Союз писателей СССР или в редакцию «Комсомольской правды» и в самом главном кабинете не спеша достал бы нилтаровский мешок и выложил бы его содержимое на стол.
На тусклой, строгой полировке моя находка выглядела бы, скорей всего, некрасивой. Быть может, меня бы даже сердито и недоуменно спросили:
«Вы что, с ума сошли? Вы не могли это вытряхнуть в другом месте?»
А я бы скромно ответил:
«Не мог. Это сумка Гайдара. Я только вчера отыскал ее в тайнике. Бумаги надо срочно отдать специалистам. Иначе они погибнут».
...Вместо всего этого я засунул в брезентовый заплечный мешок свой магнитофон.
С благодарностью пожал шершавую и жесткую, как доска, руку Опанаса Максимовича — ведь он избавил меня от бесполезных поисков.
— А пообедать? — напомнил он. — Моя баба сварила замечательный борщ с квасолью. И горилка есть.
Я еще раз с чувством пожал ему руку — разговаривать мне было трудно, — закинул за плечи рюкзак и зашагал по шпалам к переезду.
В любой профессии существует интуиция. Ее можно сравнить только с удивительной способностью птиц осенью находить дорогу к далеким теплым материкам, а весной безошибочно возвращаться на родное гнездовье.
Моя интуиция подсказывала мне, что рукописи Аркадия Петровича не попали к гитлеровцам. Зная дальновидность Гайдара, его способность смотреть правде в глаза, я был убежден: он позаботился о том, чтоб сохранились его бумаги, как принял меры к тому, чтобы в случае гибели о нем сообщили в Москву.
И вот оказалось, что я ошибся. Наверное, принять меры для спасения своих рукописей Аркадий Петрович просто не успел.
Утром встречаться ни с кем не хотелось. И я отправился в лес.
В лесу повсюду я замечал штабеля дров, свежие пни, кучи нарубленных и еще не сожженных ветвей. Мне больно было это видеть. Я любил старый партизанский лес. Многие дубы и сосны знал «в лицо». Но разрушительная деятельность леспромхоза на этот раз имела оправдание: дорога, по которой я шел, пни, которые торчали со всех сторон, кусты шиповника должны были вскоре стать дном Каневского моря.
А я — опять-таки в своих мечтах — предназначал этот лес совсем для другого.
В Каневе заканчивалось строительство Библиотеки- музея А. П. Гайдара. И я считал, что музею необходимы еще два филиала: «Партизанский лагерь» и «Хата Степанцов в Лепляве».
Скажем, летом к Каневскому речному вокзалу причаливает теплоход с туристами. Сперва гости подымаются на Тарасову гору, где сооружены музей и памятник Тарасу Григорьевичу Шевченко. Затем от подножия горы автобус везет их в центр города — к Библиотеке-музею Гайдара. Ознакомясь с экспозицией, туристы спустятся в Парк имени Гайдара, возложат цветы к подножию памятника Аркадию Петровичу.
Затем тот же автобус перевезет их через Днепр и высадит возле указателя: «К партизанскому лагерю». Дальше только пешком. На пути гостям встретятся еще два или три указателя, пока навстречу из «секрета» не выйдут мальчишки-часовые. У них будут настоящие винтовки. Папахи с ленточкой вместо звезды. Сперва часовые возьмут винтовки «на караул», приветствуя гостей. А потом один из них, став на время экскурсоводом, покажет лагерь.
Он поведет свою группу к землянкам, сооруженным на том же самом месте, где они стояли в сорок первом. И каждый сможет ненадолго в землянку спуститься, вдохнуть воздух, пахнущий погребом, осмотреть обстановку: топчаны, застланные серыми одеялами, врытый в землю стол с коптилкой, находчиво изготовленной из снарядной гильзы и куска бельевой веревки.
После осмотра землянок — пулеметное гнездо. Тут Гайдар со своим товарищем Михаилом Тонковидом 22 октября 1941 года сдерживал натиск гитлеровцев, прикрывая отход товарищей...