Выбрать главу

Наконец часовой-экскурсовод подвел бы гостей к главной реликвии лагеря — к спрятанному под колпак из органического стекла пню. На этом пне каждое утро, когда лагерь еще спал, Аркадий Петрович работал. Здесь же с сумкой на коленях над раскрытой тетрадью Гайдара можно было видеть после возвращения с заданий.

Показав лагерь, часовой вывел бы гостей к кратчайшей дороге на Лепляву, где их ждала бы встреча с Афанасией Федоровной — сотрудницей музея и пожизненной хранительницей филиала «Хата Степанцов».

От хаты — последний проход к насыпи, к будке путевого обходчика, где Гайдар совершил последний свой подвиг.

И уже от сельсовета рейсовый автобус доставил бы туристов обратно в Канев.

Мог бы сложиться небывалый мемориал, соединенный в единое маршрутное кольцо. Я думал, что многие, дети и взрослые, пожелали бы пройти и проехать по этому кольцу. Прикоснуться к подлинному. Пережить незабываемое.

В предыдущий свой приезд я сел однажды за стол, нарисовал карту-схему — «Маршрутное кольцо «По гайдаровским местам» — и поехал с ней в областной центр Черкассы.

Первый секретарь обкома принял меня в половине девятого вечера в огромном кабинете, где горела лишь настольная лампа. В этом домашнем полумраке легко думалось и говорилось.

Секретарь обкома подробно расспросил меня, что мне удалось найти и узнать. Поднеся поближе к свету, долго рассматривал мой неумелый рисунок.

— Вопрос о филиале «Хата Степанцов» мы подработаем, — обещал мой собеседник. — Что касается «Партизанского лагеря», то не под водой же его открывать? — грустно заметил он.

— Понимаю, — ответил я.

Но без партизанского лагеря, где еще много следов минувшего, мемориал, казалось мне, будет неполон.

***

Музей «Хата Степанцов в Лепляве» — филиал Каневской Библиотеки-музея А. П. Гайдара по решению областных и районных организаций был открыт в 1968 году.

Афанасия Федоровна Степанец была назначена пожизненной хранительницей филиала. А в связи с тридцатилетием Победы за активную помощь бойцам Гельмязевского партизанского отряда и проявленные в годы войны стойкость и мужество она была награждена медалью «За боевые заслуги».

***

Я продолжал брести по лесу, печально думая, что планы мои рушатся один за другим.

Мысль невольно обращалась ко вчерашней беседе с Касичем.

С той отчетливостью, которая появляется, если ты долго на чем-то сосредоточен, я увидел рельсы, похожую на скворечник будку путевого обходчика, поляну неподалеку от будки, втоптанные в землю ломтики розового сала, лежащую в грязи противогазную сумку и крошки табака, которые высыпались из сумки, когда Касич ее потряс.

Но отчего же из нее не посыпались блокноты, тетради, карандаши, записочки на отдельных листках, которых в сумке было много? О них еще рассказывал полковник Орлов.

Бутенко настаивает, что все бумаги забрали немцы. Предположим, предположим, сказал себе я. Но отчего же солдаты не прихватили с собой и сумку? Конечно, ценности для них она не представляла. Но ведь тетради, блокноты, записи на отдельных листках — это не часы и не орден. Их в карман не положишь. Ворох бумаг без сумки могло размести во все стороны ветром, как табачные крошки. А немецких солдат учили быть аккуратными даже в мародерстве.

Инструкция свыше наставляла их, как обыскивать мертвых и пересылать найденные документы. Забирая ворох бумаг без сумки, солдаты рисковали все растерять.

Непорядок. Конфуз. Нарушение инструкции. А солдат ведь было много. Если один поступал неправильно, другой тут же доносил. Значит, противогазный чехол кинули не случайно.

В чем же дело?..

И я построил в уме простенькую логическую фигуру, которая называется силлогизмом:

Сумки бросают, если в них нечего носить.

Солдаты сумку Гайдара бросили.

Следовательно, нести им в сумке было нечего.

Сумка была пуста.

Или в ней лежала одна какая-нибудь тетрадка, которую солдаты просто выкинули.

Это объяснение сразу примиряло все разрозненные сведения.

Гайдару ничего не стоило взять сумку на последнее задание, ведь она теперь была легкой.

Абрамов и Скрыпник могли не запомнить, была ли она у Гайдара в последний вечер, ведь сумка «похудела» и утратила привычный облик.

Бутенко мог знать от случайного, не найденного мною свидетеля, что бумаги Аркадия Петровича забрали солдаты, поскольку блокнот или тетрадку Гайдар, конечно, в сумке нес.

«Хорошо, хорошо, — подбадривал я себя. — Кажется, не все еще потеряно. Остается лишь ответить на последний простенький вопрос: когда, где и кому Аркадий Петрович передал на хранение основную часть своих бумаг?»