— Вы обещали про Маргару, — напомнил Улыбчивый. — Разве Семка живой?
— Его расстреляли в сорок четвертом.
— Взяли меня на пушку, — обиженно и чем-то обрадованно произнес он.
— Никаких «пушек». О том, что ему поручили допрашивать Горелова, Маргара в ноябре сорок первого похвастался Марии Сергеевне Станиславской, секретарю-машинистке райкома. И в подтверждение показал часы Горелова — швейцарские, на металлическом браслете, с трещиной на стекле.
Станиславская часы эти узнала. Однажды по просьбе Горелова она относила их чинить. А в сорок четвертом, когда пришли наши, Станиславская помогла схватить Маргару. И выступила свидетелем на суде... Вы, насколько мне известно, находились в это время в Дрездене?.. И Маргару расстреляли.
Улыбчивый побледнел.
Я понимал, мой собеседник умен. В нем идет напряженная «отборочная» работа, но я уже заметил, что он боится прямо поставленных вопросов, которые вынуждают его отклоняться от заранее продуманной речи. И я продолжал наступать.
— Итак, сперва вы служили писарем. Затем вас перевели на «оперативную работу». Чем вы занимались в новой должности?
Выражение лица и глаз Известного полицая сделалось скорбным.
— Они ж мне не доверяли. Они ж помнили, что я числился в истребительном батальоне. Задания мне давали пустяковые: кто-то не вышел на работу — я штрафовал на пять рублей.
Он снова темнил. Я дал ему выговориться на эту тему и спросил:
— Кто убил Гайдара?
— Клянусь, не знаю.
— Кто донес о партизанах, которые вечером 25 октября 1941 года шли из Прохоровского леса на старую базу отряда?
— Не имею понятия.
— Но в октябре месяце вы уже работали в полиции. И сообщение о пятерых партизанах поступило сначала в Гельмязево.
— Ну и что? Я же тогда еще писарем работал. Я же говорил вам: не доверяли они мне.
— Да, вы это говорили. Но от вас же я слышал, что вы своими руками выдавали полицаям оружие. Могли бы вам в райуправе поручить склад оружия, если б вы у пана Костенко не пользовались доверием?.. Поэтому я снова спрашиваю: как и кем была организована в Лепляве засада возле насыпи?
— Что Гайдара убили под Леплявой, я узнал уже в исправительном лагере в Сибири. Мне попалась книжка Гайдара. И в предисловии было написано, что его убили в Лепляве.
Я не сомневался: он знал гораздо больше, чем говорил. И между нами состоялся короткий заключительный диалог, который я приведу слово в слово, как он записан на пленке. Тут имеет значение каждая подробность.
Я. Посмотрите, как любопытно получается. Вы прекрасно осведомлены о предательстве Погорелова, который сообщил гитлеровцам, где расположен партизанский отряд. Погорелов, по вашим словам, был задержан 20 октября.
Он. Скорей даже, двадцать первого.
Я. Допустим. Потом вы мне рассказывали, что выдавали оружие полицаям, которые готовились к бою с партизанами у лесопильного завода. Бой произошел 22 октября.
Он. Совершенно точно. Я помню, что бой шел три дня. Немцы применили даже танки. (Насчет трех дней и танков он нарочно приврал: танков не было и шел бой несколько часов.)
Я. Вы рассказали о том, как был схвачен командир отряда и когда это произошло.
Он. Третьего листопада. То есть третьего ноября по- вашему.
Я. Значит, вы в курсе событий, которые произошли с 20 октября по 3 ноября. А Гайдар погиб 26 октября. И вы ничего не знаете, как это произошло?
Он. Ничего.
Я. Но когда убили Гайдара, тоже был бой.
Он. Может, я находился в отъезде?
Я. Дальше своего района вы уехать не могли.
Он. Повторяю: что Гайдара убили под Леплявой, я узнал, уже находясь в заключении.
Больше он ничего не сказал. Добиваться от него признаний я не имел права.
Я исследователь и могу получать только те сведения, которыми люди со мною делятся добровольно. Даже если это бывшие полицаи.
Я поднялся. Упаковал «Весну». Я понимал: много раз прослушав сделанные записи, я еще выловлю немало подробностей.
— Борис Николаевич, — вдруг душевно и просто произнес Улыбчивый. — Вы будете в райцентре?
— Буду. А что?
— Велите начальнику милиции возвернуть мне рушницу. А то явился участковый, хвать со стены.
— Зачем, — удивился я, — милиции ваше полотенце?
Улыбчивый расхохотался:
— Не рушник, а рушницу. Охотничье ружье.
Тут уже засмеялся я:
— Тем более. В ваших лесах и охотиться-то не на кого.
— Да, не на кого, — обиделся вдруг Известный полицай. — Детишки балуют. Кидают кирпичи в окна. Я что, молчать должен?