Это была правда. Когда Костенко стал «хозяином района», он велел передать «тем дурням в лесу», чтобы они не прятались, не устраивали засад на дорогах — «все равно бесполезно», а пришли бы в Гельмязево, сдали оружие и принимались бы за дело, кто где раньше работал.
Совет предателя был сообщен в отряд. Горелов приказал схватить и доставить Корнея Костенко в лес. Десять бойцов под командой Гайдара выехали из лагеря на грузовике. На окраине Гельмязева машину спрятали в кустарнике и дальше двинулись пешком.
К дому изменника подобрались незаметно. В окнах не горело ни огонька. Аркадий Петрович расставил людей возле окон — если бы райстароста вздумал бежать через окно, — а сам вместе с младшим лейтенантом Тонковидом и еще двумя партизанами, взяв наизготовку ручной пулемет, поднялся на крыльцо.
— Стучите, — велел Гайдар.
Тонковид вежливо постучал. В доме молчали.
— Вроде никого нет...
— А ну покрепче! — посоветовал Аркадий Петрович.
Тонковид ударил прикладом.
— Кто такие? Что надо? — раздался встревоженный женский голос.
— Открывайте! Полиция! — громко сказал Гайдар.
Загремели засовы, и дверь отворилась. Аркадий Петрович осветил карманным фонарем сени с молочными бидонами. Осмотрел все углы хаты, заглянул на полати. Тонковид его сопровождал.
— Это квартира Костенко? — спросил Гайдар. — Корнея Яковлевича?
— Да.
— А где он сам?
— Уехал в Золотоношу. Мы закололи кабанчика, так он повез свеженького мяса тамошнему начальству.
— Понятно, — кивнул Гайдар, с интересом разглядывая стены, увешанные такими же фотографиями, как в любой другой хате. — Кто мы такие, знаете?
— Знаю, — ответила женщина.
— Так вот напомните вашему мужу, чтобы он не забывал, где живет и по чьей земле пока еще ходит. Скажите, что мы были и наведаемся еще...
...Жена все передала. Костенко теперь знал, чем кончится для него следующая встреча с «хлопцами Горелова». И потому, беседуя с леплявскими полицаями, он им пригрозил:
— Не разыщете партизан — отправлю в Германию строить подземный завод!..
Сидя за ужином босиком, в одних подштанниках (парадную одежду он сложил на сундук), Глазастый думал о том, что его погубила жадность.
В колхозе он числился ударником. Зарабатывал хорошо. Но ему все казалось мало. И он тихонько подворовывал.
Когда гитлеровцы подошли к району, Глазастому предложили эвакуироваться вместе с семьей. А он схитрил. Поверив немецким прельстительным листовкам, подумал: «Небольшое хозяйство у меня есть. Немец добавит землицы...»
И когда солдаты в серых френчах с закатанными рукавами, с ног до головы обвешанные разной амуницией, заняли район, Глазастый поспешил записаться на службу.
Но раздавать плодородную украинскую землю захватчики не собирались. Глазастый понял: его надули. Старался быть тише воды и не раздражать односельчан.
И вот угроза Костенко.
С улицы донеслись чьи-то громкие шаги. Шли не таясь несколько человек в тяжелых солдатских сапогах.
«Немцы? За мной?» — подумал Глазастый и выронил хлебный острый нож, которым собирался отрезать кусок ливерной колбасы.
Чувствуя, что от ужаса он слабеет, Глазастый последним отчаянным усилием задул керосиновую лампу и отогнул край ватного одеяла, прибитого к раме для светомаскировки и как амортизатор — на случай, если кто швырнет в окошко гранату.
На улице еще было не очень темно. Сквозь редкие облака просвечивали звезды. И Глазастый разглядел пятерых. Не в стальных германских шлемах, а в теплых ушанках и русских шинелях.
«Наши! — с облегчением подумал Глазастый. — Наши... — И тут же осекся: — Якие ж це наши? Це ж партизаны!»
Вогнав босые ноги в галоши, он, в чем был, выскочил на улицу. Пятеро уже миновали его дом. Держась ближе к заборам, Глазастый последовал за ними. Галоши скрадывали шаги, но белье на фоне темных заборов делало его приметным. Обернись кто из пятерых — они бы сразу поняли: за ними шпионят.
Но никто не обернулся. И Глазастый жадно, беспрепятственно подмечал: автоматов и винтовок нет. Одни пистолеты. У каждого на плече по пустому солдатскому мешку... И у одного позвякивает пустое ведро. Идут, видать, из Прохоровского леса, потому как дорога из Прохоровки, если не обходить болото, здесь одна...
Полицай вернулся в избу. Жена обомлев от страха, сидела на том же месте за столом. Ничего ей не сказав, Глазастый, скинув галоши и поджав немытые ноги, уселся на кровать.