Выбрать главу

Глазастый посмотрел вокруг. Убедился, что никого поблизости нет, проник в совершенно темный зал ожидания, ощупью нашел дверь начальника станции. Пальцами отыскал в дверях замочную скважину, сунул в нее ключ. Замок щелкнул, как пистолетный выстрел. Глазастый в испуге замер. Не слышал ли кто? Но кругом было по- прежнему тихо. Полицай протиснулся в дверь бочком, заперся изнутри и рухнул на стул.

Леплява была конечным пунктом Золотоношской ветки.

Здесь еще действовал железнодорожный телефон.

«ДУМЫ МОИ, ДУМЫ...» (Продолжение)

Гайдар вспомнил свою недавнюю схватку с Гореловым.

...При отступлении партизаны разделились. Одна часть отряда — во главе с начштаба Тютюнником — направилась к днепровским плавням. А другая — с Гореловым, — дождавшись темноты, пришла в Лепляву.

Постучались к Степанцам. Печальная Феня молча накормила всех ужином. От еды и тепла партизаны слегка разомлели. И теперь каждый особенно остро переживал подробности боя, гибель товарищей и сложность ситуации, когда поредевший отряд оказался без своей базы. А уже похолодало. И легкий морозец сковал землю. И ночевать в лесу под открытым небом было неуютно.

И тут командир неожиданно заявил:

— Нужно, хлопцы, разделиться на группы и уйти в подполье!

— В какое еще подполье? — удивился лейтенант Абрамов.

— Это в погребах, что ли, прятаться? — поинтересовался Трофим Северин, партизан из Леплявы.

В избе стало слышно дыхание ребятишек, которые спали на печке.

— Что значит уйти в подполье? — негромко, боясь разбудить детей, переспросил Гайдар. — А теперь, Федор Дмитриевич, мы что — легальный партизанский отряд и существуем с любезного разрешения Гельмязевской полицейской управы?

— Аркадий Петрович, сейчас не до юмора, — ответил Горелов. — Сам видишь, какая обстановка.

— А когда ты уводил людей в лес, ты полагал, что немцы полюбят партизан и отряд станет вроде санатория?

— Я полагал, что отряд будет расти. А серьезная борьба — когда у тебя горсточка бойцов — невозможна.

Гайдар хотел ответить: «Зачем же ты так легко отпускал окруженцев?» Но это был бы уже бесплодный разговор. И Аркадий Петрович сказал:

— Ошибаешься, можно. Люди, которые сидят в этой хате, прошли проверку огнем. И пока мы вместе, мы боевая единица. А если разделимся — мы беженцы.

— Аркадий Петрович, не надо передергивать. Я за борьбу, но другими методами.

— А я сейчас не вижу других методов, кроме одного: бить врага, где только встречу. Тем более что боеприпасы и продовольствие у нас есть. Мы имеем большие склады. Создал их ты.

На печи тревожно вскрикнула и заплакала маленькая Лида. Аркадий Петрович остановился и виновато поглядел на Феню. Но Феня подала ему знак, чтобы он продолжал. И принялась убаюкивать девочку.

— Ты говорил, что ждешь представителя областного партизанского штаба, — вполголоса произнес Гайдар. — Когда он придет?

— Давно бы должен, но, видать, что-то случилось, — опечалясь, ответил Горелов. — А у меня прямой связи нет.

— Но ждать сейчас связного мы тоже не можем. Позволь, я скажу еще два слова.

Горелов кивнул. Гайдар оглядел партизан, которые сидели на лавках, стульях, а иные, кому не хватило места, прямо на полу.

— Дорогие люди! — начал Аркадий Петрович. — Вы сегодня отважно дрались. Но противник оказался сильнее. И мы отступили. В этих местах я воюю второй раз. И на правах старого солдата, вместе с командиром, хочу сказать вам... за ваше мужество и верность долгу... спасибо.

Бойцы слушали не шелохнувшись. На печи, тихо мурлыча колыбельную, не пропускала ни единого слова встревоженная Феня.

— Спор наш с товарищем Гореловым вы слышали. Мы расходимся во мнениях о методах борьбы. Спор этот не теоретический. Он касается каждого из нас. А посоветоваться не с кем. Как же быть?

Гайдар замолчал, глядя в напряженные, обострившиеся лица. Под глазами командира темнели глубокие тени. И Аркадий Петрович впервые заметил, что за сегодняшний день у Горелова побелели виски.

— В гражданскую в таких случаях мы решали голосованием. Одна голова хорошо, а два десятка лучше. Предлагаю голосовать и теперь. Как думаете?

— Годится. Правильно. Дело знакомое, — ответили бойцы.

— Федор Дмитриевич, твое мнение?

— По-моему, тут пахнет партизанщиной, — засомневался Горелов.

— Так ведь мы и есть партизаны, — улыбнулся Гайдар.