Но если прав осведомитель, который утверждает, что пятеро шли в старый лагерь, где у них секретные склады (Этот полицай знает больше, чем рассказывает!), то по Лепляве им идти полтора километра, от Леплявы до разгромленного лагеря — восемь. В оба конца — девятнадцать. При средней скорости пять километров — это четыре часа. Час на непредвиденное. Час на отдых. Итого — шесть часов.
Если они появились в Лепляве в девять вечера, то обратно возле той же тропы будут в три утра. Предположим, что с грузом дорога займет у них лишний час. Значит, в четыре. Майор посмотрел на свои часы. Все срывалось. Он не успевал. Стрелки показывали полночь.
Начальник гарнизона выглянул в приемную, попросил лейтенанта приготовить ему кофе. Никогда еще быстрота и четкость ума не были ему так нужны, как теперь.
Лейтенант молча поставил чашечку и вышел. Майор стал физически ощущать утекающее время. Можно посадить солдат в легковые машины. Это подарит час, но не спасет положения. Четыре машины. Двадцать солдат. Этого достаточно для засады в квартире, но не в лесу.
После беседы с мужичком майору подумалось: удача сама идет в руки. А расчет показывал: он проигрывал поединок с партизанами второй раз.
Майор снова мельком взглянул на карту. Настольная лампа чуть приметно высветила кружок вокруг деревушки с церковью. Поселок назывался Хоцки.
— Рота! В Хоцках жандармская рота!
Как это вылетело из головы?! У партизан, пока их не заставили уйти из Леплявского леса, было излюбленное место засад: шоссе Золотоноша — Переяслав. Чаще всего они нападали на автомашины под Хоцками: лес там близко подходит к дороге. Вот почему в эту деревню для охраны трассы и была направлена рота полевой жандармерии.
Майор снова взял циркуль. От Хоцек до Леплявы — мимо разгромленного партизанского лагеря — шестнадцать километров. На всякие лесные зигзаги — еще два. Полевая жандармерия — это не трусоватые полицаи. Жандармы — это асы облав и засад. Если они не поленятся, то через три часа смогут отдыхать возле тропы на Прохоровку.
Майор бросил циркуль. Черт побери! Последним приказом рота была передана гарнизону Переяслава. Майор еще не был знаком с новым комендантом. Начинать знакомство ночным звонком было неудобно. Но ничего другого не оставалось.
Дожидаясь, пока его соединят, майор еще успел подумать: «Хорошо, что рота подчинена Переяславу. Если операция увенчается успехом, организовал ее он, майор. Если же она сорвется, то он, майор, все хорошо организовал, но, к сожалению...»
Это была маленькая служебная хитрость, но что поделать, когда живешь в такое сложное время?
Майору ответил низкий, вежливо-раздраженный голос. Однако майор был толковый человек. До армии он преподавал физику в школе. И сумел ясно и коротко обрисовать обстановку.
— Хорошо, — деловито сказал полковник.
Майор слышал: полковник просил по второму аппарату соединить его с Хоцками.
— Но два часа назад я разговаривал с Хоцками, — сердился на кого-то полковник. — А рация?.. Что за беспечность! Извините, майор, связи с ротой у меня нет.
— Что же вы посоветуете?
— Попробуйте дозвониться по местной связи. Впрочем, не знаю, был ли в Хоцках когда-нибудь телефон. Если дозвонитесь, передайте обер-лейтенанту, что на сутки со своими башибузуками он поступает в ваше распоряжение... Желаю успеха.
Часы показывали десять минут первого. Если бы в Хоцках действовал полевой телефон или рация, то жандармская рота сейчас бы уже строилась.
Майор вызвал переводчика. Парня опять пришлось будить.
— Дозвонитесь до Хоцек, — поручил ему начальник гарнизона.
Местная связь существовала одновременно с полевой. Служила она в основном для передачи распоряжений немецких властей старостам и полицаям. Но поскольку все телефонные разговоры свободно прослушивались, то пользовались этой линией редко.
Местная телефонная линия не была автоматической и шла через подстанции. Чтобы вызвать Хоцки, нужно было сперва дозвониться до Песчаного, оттуда в Гельмязево. Из Гельмязева на Подставки. Из Подставок — в Каленики. И только из Каленик — по теории вероятности — можно было соединиться с Хоцками. Переводчик напомнил об этом майору.
— Звоните! — Начальнику гарнизона терять уже было нечего.
Мост связи Золотоноша — Хоцки выстраивался с трудом. Долго не отвечало Песчаное. Наконец телефонист из Песчаного испуганно заорал:
— Слухаю! — И, узнав, что от него требуется, услужливо сообщил переводчику: — Днем до Гельмязева неможно было дозвониться.