— Где же вы под Леплявой жили?
— На кордоне № 54. Это неподалеку от лагеря партизан. Прямо в лесу стоял большой дом. Занимали мы в нем только одну комнату. В остальных — соседи. Одно соседство оказалось особенно неприятным. Когда муж председательствовал в райисполкоме, он раскулачил известного мироеда П. Но муж был человеком мягким. Излишки имущества отобрал, а ссылать не стал. Пожалел семью.
И вот осенью сорок первого, когда пришли германцы, П. сделался нашим соседом.
Я был озадачен.
— Но раскулаченный мироед был вашим соседом только первое время, — произнес я. — А потом-то вы, наверное, поселились в отдельной избе?
— Кто вам так объяснил? — недоуменно и строго спросила Анна Антоновна.
— Никто. Просто я думаю: имея таких соседей, невозможно было помогать окруженцам.
— Невозможно? — усмехнулась женщина. — А вы бы что сделали на нашем месте?.. Стучит в окошко раненый или просто голодный. А я ему скажу: «Ступай, солдат, мимо. Никакой тебе еды не будет, потому что за стенкой у меня доносчик и мироед»? Гостил у нас Ивкин, секретарь Киевского подпольного горкома. Посмертно его наградили званием Героя Советского Союза. Он предлагал убрать П. Муж не согласился: «Как можно, соседи...» Муж говорил: «Пока рядом партизанский отряд, нас не тронут».
И он оказался прав: П. донес, когда отряда не стало...
А помогали мы так. Пока стояли теплые дни, еду носили военным в лес. А с наступлением холодов оборудовали сарайчик. Навалили побольше сена. Отнесли туда брезент, попоны.
— И соседи знали, где этот сарайчик?
— А как же?.. Помогать мы могли только на глазах.
Анна Антоновна замолчала. В комнате зазвенела тишина. Я знал немало людей, которые в годы войны рисковали. Они подвергались опасности, но все же надеялись: вдруг обойдется. А здесь был тот ошеломляющий случай, когда семью за подвиг ждала неминуемая кара, но это никого не остановило...
— Гайдар пришел с отрядом Орлова, — продолжала Анна Антоновна. — Но вы бы поглядели на этот отряд: голодные, заросшие. Они были в таком виде, что муж — это случилось впервые — не решился вести их к нам в дом и пришел со мной посоветоваться. Я тут же поставила в печку два ведерных чугуна с картошкой. Даже раскулаченным нашим соседям велела, чтобы варили тоже. Ведь целый отряд под лавку не спрячешь. И сказала мужу: «Ничего. Веди».
Он привел. Я дала им умыться. Они скромно вошли в комнату. Сели. Я нарезала хлеб. Поставила перед ними чугун с картошкой. Они вмиг ее расхватали и начали есть вместе с кожурой. Я не выдержала. Заревела. А потом узнала, что они дня три совсем ничего не ели.
— Фамилий не помните?
— Помню только несколько человек. Сам Орлов. Майор Алферов. Полковник НКВД Александров. Начальник Житомирской милиции Долгов. Он единственный среди них носил очки. Был с ними и Гайдар.
Выглядел Аркадий Петрович хуже всех: лицо полное, нездоровое, с желтизной. Под глазами будто проведено сажей. Здороваясь, так закашлялся, что чуть не задохнулся. Но что мне понравилось: спросил, где помыть руки. Ел, очищая каждую картошину и ножичком сверху посыпая солью.
Но знаете, что интересно?.. Он ведь не сразу нам открылся, что он Гайдар. И вот, когда они уже сидели за столом, прибегает ко мне на кухню младшенький, Володя.
«Мама, говорит, среди командиров есть один солдат. Он пьет чай с малиной. Он больной. Сильно кашляет. Но ты знаешь, мама, он не простой солдат».
От мужа я слышала, что живет их отряд в шалашах. И спят они на голой земле. Нарубят лапника, чтобы помягче было лежать, завернутся в шинель, прижмутся друг к другу — вот и весь комфорт. А уже октябрь. По ночам заморозки.
И я сказала Орлову:
«Товарищ этот, который кашляет, серьезно болен. Его нужно оставить у нас».
Орлов согласился. И я принялась лечить больного.
Приготовила по народному рецепту питье: зверобой, девясил, липовый цвет, тысячелистник, что-то еще. Постелила ему прямо на теплой печке. И он, видно было по лицу, обрадовался, что у нас остался.
«Впервые за три недели, — сказал он, — буду ночевать под крышей. Спасибо вам, хозяюшка, а то какой я, с таким кашлем, солдат?»
Прожил Аркадий Петрович у нас два дня. Ему стало легче дышать. Он начал лучше выглядеть. Но жить у нас дольше счел неудобным.