— Хорошо. Давайте проследим, что было дальше.
— Я поставила хлеб, намяла пюре. Аркадий Петрович любил пюре. Еще я зажарила яичницу с салом. Гайдар пошел мыть руки. Я налила в рукомойник теплой воды. А когда вернулась, он вытирал тряпкой пол: набрызгал. Я поругала его. Он ополоснул руки. И за ужином о бумагах больше не говорил. Сказал только:
«Женушка моя небось сейчас думает: «Где это мой Аркашка?» А он сидит с Михаилом Ивановичем и его супругой и важно кушает яичницу. — И вдруг добавил: — Хотел бы я увидеть сына. Последнее время мы совсем мало встречались... Такая работа, — вздохнул он. — То я заканчивал один сценарий, то начинал второй. И мне нужно было ехать в Одессу, Ялту или Клин. И каждая поездка считалась неотложной и важной. И всерьез посидеть и поговорить было некогда. И я все успокаивал себя: «Вот через недельку, в крайнем случае через месяц я освобожусь». А теперь, кто знает, удастся ли вообще увидеть сына?»
Анна Антоновна замолчала, подперла голову рукой, полуприкрыла глаза. И через минуту, не меняя позы, тихим голосом добавила:
— А вы знаете — словечко-то было. Гайдар сказал: «Бумаги эти будут мне нужны для книги». А муж ответил: «Хорошо».
— Что «хорошо»?
— Ну, значит, не беспокойтесь.
— Выходит, речь шла о бумагах, которые Гайдар уже отдал? Но в таком случае он должен был появиться с толстой сумкой, а уйти с пустой. Или пришел со свертком...
— Этого совсем не помню. Зря говорить не хочу. А было еще вот что. Михаил Иванович спросил:
«Нет ли у тебя, Аня, чего-нибудь непромокаемого или просто материи поплотней?»
Я сказала:
«Плотной материи нет. Все раздала. Кому на вторые портянки. Кому на шарф. Зато есть старая клеенка. Рисунок на ней выгорел. На стол класть некрасиво. Но клеенка еще крепкая».
Муж ответил:
«Клеенка даже лучше».
Я принесла из чулана. Положила на лавку. И ушла... А для чего клеенка им понадобилась, до сих пор не знаю. Не было уже про нее больше никакого разговору.
Позвонили в дверь. Анна Антоновна вышла в прихожую. Я даже обрадовался нежданному перерыву. И когда она возвратилась, спросил — только чтобы поддержать беседу:
— Что было дальше?
— Мы закончили ужин. Я убрала со стола. Вода в чугуне была уже нагрета. Я пошла на кухню мыть посуду. Гайдар с мужем еще немного побеседовали. Потом муж позвал меня в комнату:
«Аркадий Петрович хочет с тобой попрощаться».
Гайдар уже стоял одетый — в шинели и шапке.
«Хозяюшка, — сказал он. Ему почему-то нравилось это слово. — Хозяюшка, может получиться так, что я больше не смогу к вам прийти. Поэтому я прошу: когда вернутся наши, сообщите в Москву, в Союз писателей, что я у вас был».
От его слов я даже растерялась:
«А если наши вернутся не скоро? И я ничего не буду про вас знать?»
«Все равно, — ответил он. — Когда бы ни пришли — напишите, что осенью сорок первого года, находясь в окружении, в вашем доме гостил писатель Аркадий Гайдар».
Я ответила:
«Не беспокойтесь. Сообщу».
«А я доброты вашей не забуду, — пообещал он. — И если останусь жив, после войны всех вас разыщу».
Я поглядела ему в лицо. У него были измученные глаза. Я притянула его голову к себе. Мы троекратно, по-русски, с ним расцеловались. И он вышел из комнаты.
Муж сказал:
«Я пришлю с улицы детей. Провожу Аркадия Петровича и вернусь».
Дети охраняли дом, пока у нас гостил Гайдар.
Больше я Аркадия Петровича не видела.
...Громко щелкнула клавиша магнитофона с надписью «Стоп». Прекратилось легкое шуршание пленки. В комнате стало необыкновенно тихо. И в этом безмолвии Анна Антоновна негромко и твердо произнесла:
— Теперь я вам скажу, на что понадобилась клеенка. Я вспомнила. У мужа, когда он пошел провожать Аркадия Петровича, под мышкой был сверток, точно он нес небольшую вязку книжек.
— Вы думаете, Михаил Иванович показал Гайдару, куда он прячет его тетради?
— Мог показать. Точно не знаю.
— А вам?
— Мне он несколько раз говорил, что отведет на то место. Но не успел.
Если бы я писал приключенческую повесть с вымышленными героями, то в этой главе я бы сам себе пришел на помощь. Или бы Леля вспомнила, что отец в день ареста, часа за два до прихода полицаев или немцев, сунул ей в кармашек кусочек бересты и велел беречь. И она берегла, как память, и только недавно разобрала на свернувшемся в трубочку обрывке коры план...
Или бы я поехал к одному из сыновей Анны Антоновны скажем, к Василию Михайловичу в Житомирскую область. И он, выслушав меня, с мягкой улыбкой заметил бы: