— Вот же она у вас, — показал Володя, испытывая желание прикоснуться к лицу Аркадия Петровича.
Гайдар неуверенно потрогал свой подбородок, пальцы его быстро ощупали челюсть, словно удивляясь, что она на месте.
— A-а, это мне уже в госпитале ее пришили, — вспомнил он. — Платиновой ниткой. Чтоб крепче держалась.
Ребята недоверчиво улыбнулись. Гости следили за новым диалогом-поединком. Но глаза Аркадия Петровича на этот раз были абсолютно серьезны. И только зрачки чуть прикрыты ресницами.
— Особенно долго хирург возился с левой стороной. Она никак не пришивалась. И здесь до сих пор еще можно нащупать металлические стежки. — И Аркадий Петрович показал пальцем, в каком именно месте.
Володя не выдержал, осторожно прикоснулся к его щеке. Затем нажал посильней.
— Н-ничего нет, — растерянно произнес он и посмотрел на Аркадия Петровича.
— Значит, нитка рассосалась, — развел руками Гайдар. — А ведь была из чистой платины.
Здесь уже смеялись вовсю — и отец, и Вася, и подоспевшая с кухни мама, и, конечно, сам Аркадий Петрович, который опять закашлялся.
«Что поделаешь, — вздохнул Володя, — на то, наверное, он и писатель, чтобы выдумывать».
И шепнул:
— Аркадий Петрович, пойдемте в нашу комнату. Там лежанка. Вам будет тепло. Хотите?
Володина и Васина комната — это закуток за печкой. Здесь стоял небольшой столик, который заменял письменный, висела книжная полка с учебниками и растрепанными романами. В доме берегли керосин, поэтому освещался закуток бедно — отблесками все той же праздничной двенадцатилинейной лампы под потолком, но зато в комнатку выходила стена русской печки с лежанкой.
Аркадий Петрович отстегнул и положил на столик ремень с револьвером, сбросил сапоги, нащупал ладонью, в каком месте кирпич погорячей, легко забрался на высокую лежанку и, блаженно вздохнув, улегся на спину, согревая простуженные легкие. Рядом с собой, не снимая, он пристроил сумку.
Вася подложил Гайдару под голову подушку в пестрой наволочке, а Володя укрыл Аркадия Петровича полушубком и стал, как это делала мама, подтыкать овчину под бок, но помешала сумка.
Володя заметил ее еще за столом. Во время ужина сумка лежала у Гайдара на коленях.
— Да выбросьте вы свой противогаз, что вы его повсюду таскаете, — хозяйственно посоветовал он Аркадию Петровичу. — Другие военные давно кинули.
Гайдар усмехнулся, приподнял голову, перекинул через нее широкую брезентовую лямку и сам подоткнул полушубок себе под бок.
— Противогаз я тоже выбросил, — ответил он. — А в чехле ношу бумаги.
Володя наклонился к самому лицу Аркадия Петровича и едва слышно произнес:
— Секретные?
— Нет, — засмеялся Гайдар, — просто записи, которые мне будут нужны для работы.
— А как вы работаете? — еще тише спросил Володя. И сердце его замерло в ожидании тайны, которая сейчас откроется.
— Как работаю? — переспросил Гайдар. — Очень просто: беру чистую тетрадку на двенадцать листов или общую — на сто, или лучше всего, если подвернется толстая амбарная книга — листов на двести, и чирикаю в ней карандашом, а когда надоест, рисую смешные рожицы.
Но часа, проведенного за ужином, оказалось для Володи достаточно, чтобы понять, какая неуловимая грань отделяет в речах Гайдара серьезное от розыгрыша. И он ринулся в азартную игру сам.
— А слабо вам показать свою тетрадку? — с подначкой в голосе спросил Володя.
— За-ачем? — всерьез удивился Аркадий Петрович.
— Хочу посмотреть, много ли у вас ошибок.
Гайдар негромко хохотнул, оценив проницательность и дерзость парнишки, снова приподнялся с подушки и, отстегнув матерчатый клапан сумки, вынул общую тетрадь и протянул ее Володе, с интересом наблюдая, что последует дальше. А Володя растерялся. Он полагал, что Гайдар, как все взрослые, станет говорить: «Не занимайся ерундой, сейчас не до этого, займись чем-нибудь серьезным». И теперь, когда тетрадь лежала на его развернутых, с растопыренными пальцами ладонях, словно ему доверили грудного младенца, Володя не знал, что делать, и в надежде на совет и помощь взглянул на брата.
Васе тоже было любопытно, что в тетрадке и как пишутся книги, это было заметно по его лицу и по тому, как он вытянул шею, разглядывая обыкновенную общую тетрадь. Но с другой стороны, на правах старшего, он полагал, что Володя сам затеял свою игру — пусть сам и выпутывается. Может, в другой раз будет осмотрительней.