Я подошла к Гайдару попрощаться и спросила:
— Аркадий Петрович, а вы разве пишете только о войне?
— Я пишу о многом, но о войне, конечно, в первую очередь.
— Но раньше у вас были только детские книги. А теперь, значит, будет книга для взрослых?
— Я надеюсь, — ответил Аркадий Петрович, — что напишу много книг. Я хочу написать роман для взрослых, но в нем обязательно будет про ребят. Я напишу роман для ребят, но обязательно расскажу о мужестве детей и взрослых... И еще мне хочется написать о комсомольцах твоего поколения, потому что, когда мне было столько же лет, сколько тебе, я тоже впервые воевал здесь, на Украине, и дымное то время и себя той поры я хорошо помню...
Потом я узнала, что Гайдар убит и неизвестно куда исчезли его тетради. Ни одна страница не попала в добрые руки. А ведь все можно было переписать. Все можно было спрятать.
Но Гайдар не думал, что погибнет. Не верил...»
В партизанском отряде под Леплявою ожидалось важное событие: полковник Орлов, собрав сильную группу, готовился к маршу по немецким тылам и переходу через линию фронта. Гайдар, несмотря на долгие уговоры, заявил, что остается в лесу:
— Я здесь найду для себя материал, и мой пулемет без дела не соскучится, — оправдывал он свое решение.
Часов в шесть вечера 18 октября Орлов пришел в лагерь прощаться. Был он в полушубке, который выменял за свой кожаный реглан, в ушанке вместо фуражки с «крабом», с нарочно подзапущенной бородой, чтоб иметь «селянский» вид. К удивлению полковника, Гайдар пригласил его к себе в землянку (чего прежде никогда не делал). В сыром, тесном помещении на врытом в землю столе метался язычок коптилки. Потолок был так низок, что Орлов не смог выпрямиться, и поспешил сесть на ближайшую койку. А Гайдар прошел к своей, в левом дальнем углу.
В спорах последних дней все было переговорено. Оба помолчали. Орлов — недоумевая, Гайдар — собираясь с духом. Наконец Аркадий Петрович сунул руку под тюфяк и вынул пакет. Он был не толще двух или трех вдвое сложенных школьных тетрадок, обклеен снаружи розоватой бумагой и для прочности перевязан тонкой пеньковой веревочкой.
— Товарищ полковник, возьмите, пожалуйста, это с собой. Если дойдете до наших, перешлите в Москву. А мало ли что произойдет в пути — выкиньте или сожгите.
Полковник смутился.
— Нам предстоит пройти по тылам врага в лучшем случае шестьсот километров, — сказал он, — и я не уверен, что сумею донести бумаги в сохранности.
Гайдар помедлил и небрежно кинул пакет на стол. Говорить сразу стало не о чем.
Наклонив голову, чтобы не стукнуться о бревна потолка, полковник направился к выходу, кинул взгляд на пакет, что лежал возле коптилки, и поднялся наверх.
Гайдар проводил Орлова и его товарищей до ближайшего поворота, сунул в карман полковнику — на память — кожаный портсигар с табаком и мундштук. Обнялись, догадываясь, что, скорее всего, больше не встретятся...
Что же заключал в себе сверток, перевязанный веревочкой?
— В пакете были те два очерка, — сказал мне Орлов, — которые Аркадий Петрович когда-то нам читал.
Но точно Александр Дмитриевич этого знать не мог. Пакета он не распечатывал. У Гайдара ничего не спросил. И мнение его чисто предположительное. Ведь о других произведениях, которые хранились в той же сумке, полковник просто не знал.
Могли быть в пакете два этих очерка? Конечно. В равной степени как и другие:
о штабе Тимура на Крещатике;
о десантниках комбрига Родимцева;
о двухдневном бое в немецком тылу возле деревни Скопцы;
о подвиге комсомольцев, которые увезли из Семеновского леса на дальние хутора несколько десятков раненых;
о героизме искалеченного капитана Рябоконя — он стал проводником группы Орлова;
о боевых действиях партизанского отряда под командой Ф. Д. Горелова (здесь перечислены только те сюжеты, которые известны нам).
Но когда я вновь и вновь обдумывал эпизод с пакетом, из головы не выходила одна подробность: волнение. Почему Аркадий Петрович так волновался перед разговором с полковником? Ведь Орлов уходил к линии фронта не один. Любой участник группы с великой радостью согласился бы выполнить поручение писателя.
Однако, выслушав резоны полковника, который не сказал ничего нового, Гайдар бросил пакет на стол, а не отдал его кому-нибудь другому.