Дома, верно, этому бы удивились. В Москве Гайдара мог выбить из рабочего настроения даже скрип половицы, если кто-то проходил в коридоре мимо его комнаты.
...Поняв, что он до нутра продрог на своем пеньке и, пока не согреется, не сможет продолжать работу, Гайдар спрятал в сумку свою тетрадку и поднялся.
Только теперь он заметил, что холодное солнце разогнало туман, что лагерь давно встал и готовится к трудовому дню. Возле рукомойника одни ждали очереди, другие плескались, зачерпывая кружками прямо из ведра.
У лениво разгоравшейся плиты суетились две отрядные поварихи в телогрейках и ярких, праздничных платках. А дневальные чистили картошку — уже на вечер — и нарезали хлеб к завтраку. Круглые буханки, килограмма по два каждая, лежали в больших плетеных корзинах.
Боец Трофим Северин из Леплявы разрезал караваи кинжальным штыком на четыре части. Четвертушка служила пайком. Хлеб был свежий, только что привезенный, а штык остро отточенный. Под тонким длинным лезвием буханка сперва проминалась и только потом распадалась, показывая свою теплую и липкую мякоть.
Мельком взглянув, как Северин расправляется с буханками, Гайдар поздоровался, подошел к плите. На ней грелось два бака — один с чаем из шиповника, а во втором по ускоренному методу варилась каша: с вечера крупу заливали водой. Лишь только она закипала, ее можно было есть.
Аркадий Петрович поднес руки к свободному раскаленному краю плиты. От быстрого перепада температуры кончики пальцев мгновенно заныли. Гайдар подумал: если б в землянке стояла хотя бы маленькая печка, он бы, наверное, успевал гораздо больше.
— Аркадий Петрович, покушайте!..
Поворачивая ладони то одной, то другой стороной к теплу, Гайдар обернулся. Северин, гордый такой возможностью, протягивал большой ломоть. Это была чуть примятая горбушка, брак хлебопечения. Куска, который дарил Северин, хватило бы, чтоб возвратиться к пню и, не ощущая легкого подташнивания, продолжить заметки, пока не сварится каша и не вскипит чай. Но Гайдар не хотел, чтобы его появление возле кухонной плиты было объяснено тайными намерениями раньше всех получить горбушку, к тому же сверх нормы. И он ответил:
— Спасибо, Трофим, но так рано я никогда не завтракаю.
Гайдар опять уселся на пень, вынул из сумки тетрадь, а в отделении для противогазной маски нащупал тряпицу. Он развернул ее, взял липкую, с приставшей ниточкой карамельку и положил ее в рот. В запасе оставалось еще две подушечки. На два рабочих утра.
...К завтраку, кроме хлеба, чая и каши из неразмолотой пшеницы, был выдан еще кусок сала граммов на тридцать. А после еды было назначено совещание. Командир пригласил к себе в землянку весь руководящий состав отряда и Аркадия Петровича.
Горелов сидел за длинным узким столом. Это был жилистый, широколицый человек. Казалось, он не знает усталости. Волосы его были темны и густы, рот улыбчив, а взгляд тяжел и цепок.
Обсуждалась продовольственная проблема. Партизанский рацион был явно скуден, что отражалось на боевом духе. Заседание уже было в полном разгаре, когда в землянку спустился Аркадий Петрович.
— Товарищ Гайдар, в чем дело? — спросил командир. — Почему вы опоздали?
— Прошу извинить. В Переяслав сегодня пойдет обоз с продуктами, отобранными фашистами у населения. Вечером в Гельмязеве десятихатники обходили дома и наказывали готовить к утру подводы.
— Откуда сведения? — недоверчиво щурясь, спросил командир.
— Прибегал Володя, сын лесника Швайко.
Это был надежный источник.
— Обоз перехватим, — сказал командир. И, уловив настороженно-вопросительный взгляд Гайдара, добавил: — Начальником группы по захвату продуктового обоза назначаю Аркадия Петровича.
Полдень
С Гайдаром пошло десять человек. Партизаны расположились в засаде километрах в двух от села Хоцки. Дорога имела в этом месте удобный изгиб. Вдоль проселка тянулся густой кустарник. Сквозь его заросли засада не просматривалась. Это Гайдар проверил сам. Двое наблюдателей были отправлены версты за полторы в сторону Гельмязева, чтобы заранее приметить обоз. Остальным следовало ждать сигнала.
Время текло медленно. Мимо засады в обе стороны проносились машины — легковые и грузовые. Каждая из них могла стать желанной добычей. Но сегодня был нужен продуктовый обоз.
Непривычное оживление на дороге раздражало и вселяло беспокойство. Угон большого обоза дело хлопотное. И какой-нибудь не вовремя появившийся грузовик с солдатами мог сорвать всю операцию.
Часы на руке отсчитывали минуты. Впустую расходовалась нервная энергия, одинаково нужная для боя и письма. А вереница подвод с мешками и ящиками не появлялась.