Первое, что дает использование этой неоантропической мыслительной специфики — это способность к мышлению второго порядка. В своем простейшем случае мышление второго порядка, его редуцированная форма — это философское рефлексивное мышление. Распространение познавательного интереса на само познание, и иллюзорные, пока еще тупиковые, попытки осмысления Универсума. Соотношение объекта и субъекта познания в таких случаях становится не просто сложным или каверзным, но уже — парадоксальным и металогичным, что порождает бесчисленные точки зрения на один и тот же предмет и создает грустно-забавную противоречивость гуманитарных философских, психологических, социологических и т. д. — систем и теории, сочетающих контрарность по отношению друг к другу с претензиями на истинность каждой в отдельности, а своей многочисленностью создающих полное впечатление горшечного базара, ибо помимо расписной яркости и емкой пустоты своего содержания, большинство из них демонстрирует нахождение людей на столь отдаленных позициях от истины, что невольно вызывает в памяти поговорку “не боги горшки обжигают” с приданием ей саркастического смысла: да, далеко не боги…
Исчерпав себя, такое рефлексивное познание выходит на свой предельный уровень, сворачиваясь (в математическом смысле: функция “свертка функций”) в сознание религиозное (но наддогматическое), и тем самым как бы формулируя теорему Геделя в других терминах: т. е. собственного человеческого мира и единственно его человеку явно не достаточно для познания самого себя. И поэтому ему необходим выход за пределы этого мира. Но пока что такой “выход в свет” для человека невозможен, все науки и все религии здесь бессильны, и даже бы их полный синтез смог бы дать в результате лишь некую “сверхфилософию”, легко представимую себе, как предельно возможное “мыслеблудие” метакосмической, субкварковой, вселенско-нравственной тематики. Эзотерические же пути, проторенные некогда Великими Посвященными, а ныне столь успешно осваиваемые их необычайно многочисленными последователями, необходимо признать делом сугубо личным, индивидуальным и верифицируемым лишь по принципу “помрем — увидим”, но, конечно же, дай-то Бог, если это так.
Самокритичность рассудочного существа и есть разум — сверхрассудок. Обычный внутренний диалог (мышление), вполне достаточный для рассудочного интеллекта, в таким случае расширяется и обогащается за счет введения в сознание внутреннего “третейского судьи”. В случае религиозной свертки сознания — это Бог. В определениях же “светских”, “мирских” философов наличествует целый набор, ставших уже расхожими терминов для обозначения этого далеко “не лишнего третьего” совесть, моральный закон, нравственность, этический выбор. “Разум способен не только к познанию объектной реальности, но и к ее оценке… Обнаруживает, что в ней благо, устанавливает иерархию благ” (К. Войтыла, “Основания этики”). Другими словами, разум — это то, что приводится в движение “маховиком” рассудка, мышления, т. е. как бы “разумное содержимое рассудка” — его “этическое наполнение”. И вообще в нравственном понимании человек есть то, что содержат его мысли, о чем он думает, какова направленность его сознания: можно мучительно размышлять о смысле жизни, а можно не менее напряженно всесторонне просчитывать варианты мерзкого преступления.
Лишь разум дает возможность сознанию представить себе и оценить полностью противоположную — страдательную сторону насилия и уничтожения человеческой жизни (и жизни — вообще), живо представить себя на месте жертвы и отреагировать на это единственно возможным человеческим образом: содрогнуться за двоих — за себя и одновременно за жертву. Это не что иное, как то самое, знаменитое христианское сострадание. Сострадание — двойное страдание, тождественное его разделению, уменьшению. Сострадание — великое понятие, так мерзко и жестоко оболганное, затертое до неузнаваемости хищными толкователями (от слова “толковище”) морали: атеистами, имморалистами, сатанистами. Сострадание, таким образом, есть направленность разума в мир, вовне себя, аффектное перенесение причинения зла ближнему на себя и осуждения его. Это, собственно, одна из сторон самокритичности мышления, но в хищных терминах это определяется как “трусость”, которую правильнее всего будет трактовать как “психологическая плата за воображение”.