Точно так же и справедливость: [как добродетель, побуждающая] к действию [справедливого] обмена, она не подобает Богу: потому что он ни от кого ничего не получает. Как сказано в Послании к Римлянам: «Кто дал Ему наперед, чтобы Он должен был воздать?» (11:35), и в Книге Иова: «Кто давал Мне прежде, чтобы Мне воздавать ему?» (41:3).[421] — Впрочем, по известному сходству мы говорим о том, что Богу дается нечто, о том, что он принимает наши даяния. — Итак, Богу не подобает справедливость обмена, но только справедливость распределения. Об этом говорит Дионисий: «Бог воспевается как Справедливость — как всех по достоинству наделяющий».[422] И у Матфея: «Дал каждому по его силе» (25:15).
Нужно иметь в виду, что действия, с которыми связаны вышеупомянутые добродетели, по сути своей не зависят от дел человеческих: не только людям свойственно судить о том, как [лучше] поступить, давать что-то или распределять, но всякому разумному [существу]. Однако поскольку эти действия совершаются применительно к [конкретным] делам человеческим, они, в известной мере, получают от них свой вид: так, «кривое», [будучи конкретизировано] в носу, образует вид «курносого».[423] Итак, упомянутые добродетели, управляющие деятельной человеческой жизнью и направленные на совершение подобных действий, [конкретизированных] применительно к делам человеческим, получают свой вид от них. В этом смысле они не могут быть присущи Богу. Но если рассматривать упомянутые действия в их всеобщности, [а не конкретно], то они могут быть отнесены и к делам божественным. Как человек распределяет блага человеческие, например, деньги или почёт, так Бог распределяет все благости вселенной. Таким образом, упомянутые добродетели есть в Боге, но в более всеобщем и расширенном [виде], чем в человеке. Так, человеческая справедливость относится к государству или дому, а Божья справедливость — ко всей вселенной. Вот почему Божьи добродетели называются «прообразами»[424] наших: наши — частные и конкретные; они — своего рода подобия абсолютных сущностей, как свет свечи — подобие солнечного света. — Есть [у людей] и другие добродетели, которые в собственном смысле не подобают Богу. Их прообраз — не в природе Божьей, а только в Божьей премудрости, которая объемлет собственные понятия всех сущих; так обстоит дело и со всеми прочими телесными вещами.[425]
Глава 94. О том, что в Боге есть созерцательные добродетели
Созерцательные добродетели в высшей степени подобают Богу, на этот счет и сомневаться не приходится.
Мудрость состоит в знании наивысших причин; так определяет ее Философ в начале Метафизики.[426] Бог знает самого себя в первую очередь; только через знание себя он знает что-либо другое, как было доказано (1, 47 слл.). При этом он сам — первопричина всего. Очевидно, что именно ему должна быть приписана мудрость в первую очередь. Об этом сказано у Иова: «Премудр сердцем» (9:14). И у Екклесиаста: «Всякая премудрость — от Господа и с Ним пребывает вовек» (Сирах., 1:1). И Философ говорит в начале Метафизики, что мудрость — «достояние божественное, не человеческое».[427]
И еще. Знание есть «познание вещи через ее собственную причину».[428] Бог знает весь порядок причин и их следствий, а тем самым знает и собственные причины всех единичных [вещей], как показано выше (1, 64 слл.). Ясно, что он обладает знанием в подлинном смысле слова, — но знанием, причиной которого не являются умозаключения, как у нашего знания, причина которого — доказательство. — Об этом сказано в Первой книге Царств: «Господь есть Бог ведения».
425
Не вполне понятно, в какой связи здесь упомянуты «все прочие телесные вещи». То ли Фома имеет в виду, что телесные вещи, в отличие от разумных, сотворены Богом не как подобия его собственной природы, а только как подобия того замысла о них, который содержится в его премудрости. То ли имеет в виду работу земных мастеров: они создают свои изделия не как подобия себя самих, а как подобия того образа, который содержится в их уме о составляет собственно искусство.
426
Аристотель,
427
Аристотель,