К тому же. Если существует нечто, состоящее из двух каких-либо [компонентов], и если один из этих [компонентов], менее совершенный, существует также и сам по себе, то и второй, более совершенный и менее нуждающийся в другом, должен существовать сам по себе. Так вот, существует субстанция, состоящая из мыслящей субстанции и тела, как было показано выше (II, 68). Но тело существует само по себе: есть всяческие неодушевленные тела. Тем более должны существовать мыслящие субстанции, не соединенные с телами.
И еще. Субстанция вещи должна соответствовать ее деятельности, ибо деятельность есть акт и благо действующей субстанции. Деятельность, свойственная мыслящей субстанции, — мышление. Следовательно, мыслящая субстанция должна быть такой, какая наилучшим образом отвечает этой деятельности. Но мышление — такая деятельность, которая осуществляется без посредства телесного органа; значит, для нее не нужно тела, за исключением тех случаев, когда [предмет мышления -] умопостигаемые [виды] — берутся из чувственно воспринимаемых [представлений]. Однако этот последний способ мышления — несовершенный; совершенный же способ мышления такой, когда мыслятся [вещи], умопостигаемые по своей природе. Когда же мыслятся [вещи], которые делает умопостигаемыми ум, в то время как сами по себе они не умопостигаемые, — это несовершенный способ мышления. Но в любом роде [вещей] всему несовершенному должно предшествовать нечто совершенное. Следовательно, всем человеческим душам, которые мыслят, извлекая [умопостигаемые формы] из представлений воображения, должны предшествовать некие мыслящие субстанции, которые мыслят [вещи], умопостигаемые сами по себе, а не извлекают знание из чувственно воспринимаемых [вещей], и тем самым совершенно отделены по своей природе от тел.
Кроме того. Аристотель в одиннадцатой книге Метафизики приводит такой аргумент.[499] Непрерывное, регулярное и само по себе неистощимое движение должно производиться двигателем, который не движется ни сам по себе, ни по совпадению, как было доказано выше (I, 20). Если таких движений много, они должны производиться многими двигателями. Но движение неба непрерывно, регулярно и, само по себе, неистощимо, а кроме первого движения в небе много таких же движений, о чем свидетельствуют наблюдения астрономов. Следовательно, должно существовать много таких двигателей, которые не движутся ни сами по себе, ни по совпадению. Но ни одно тело не может служить двигателем, если оно само не движется, как было доказано выше (I, 13. 20). А бестелесный двигатель, соединенный с телом, движется по совпадению вместе с движением тела: например, душа. Следовательно, должно существовать множество двигателей, которые не являются телами и не соединены с телами. Небесные движения производятся каким-то умом, как было доказано (I, 20). Следовательно, существует множество мыслящих субстанций, не соединенных с телами.
Такого же мнения придерживается Дионисий: он говорит, что ангелов «следует мыслить как нематериальных и бестелесных».[500]
Тем самым опровергается заблуждение саддукеев, которые утверждали, что «духа нет»; и древних натурфилософов, которые считали всякую субстанцию телесной; а также положение Оригена, согласно которому ни одна субстанция, после Божественной Троицы, не может существовать без тела;[501]и всех прочих, кто полагает, будто все ангелы, добрые и злые, обладают телами, с которыми соединены по природе.
Глава 92. О множестве отделенных субстанций
Надо заметить, что Аристотель пытается доказать не только, что существуют некоторые бестелесные мыслящие субстанции, но и что их числом ровно столько же, сколько движений наблюдается в небе, не больше и не меньше.[502]
Прежде всего, Аристотель доказывает, что в небе нет движений, которые мы не могли бы наблюдать, потому что всякое небесное движение происходит ради какого-нибудь светила, которое воспринимается чувствами. В самом деле, светила приводятся в движение движением небесных сфер, но движение всякого носителя совершается ради того, что он несет. — Кроме того, Аристотель доказывает, что нет таких отделенных субстанций, от которых не происходили бы какие-нибудь движения на небе: ведь небесные движения направлены к отделенным субстанциям как к своим целям, поэтому если бы были другие отделенные субстанции, кроме тех, которые перечисляет Аристотель, каждой из них как цели соответствовало бы свое небесное движение; в противном случае небесные движения были бы несовершенны. — Из этого Аристотель заключает, что отделенных субстанций не больше, чем доступных наблюдению движений на небе — тех, которые уже известны нам или могут стать известны впоследствии; тем более, что не бывает нескольких небесных тел одного вида, так что не может существовать множество недоступных нашему наблюдению небесных движений.