Отвечаю: подобно тому, как величавость склоняет человеческий ум к чему-то великому, точно так же и великое терпение [то есть долготерпение] склоняет человеческий ум к чему-то отдалённому. Поэтому долготерпение, как и величавость, в большей степени связано со стремящейся к благу надеждой, чем с отвагой, страхом или печалью, объектом которых является зло. Следовательно, у долготерпения больше общего с величавостью, чем с терпением.
Однако есть две причины, по которым у него имеется и нечто общее с терпением. Одной из них является та, что терпение, подобно мужеству, сносит некоторое зло ради блага, причём скорое получение этого блага облегчает снесение [зла], а его долгое ожидание – затрудняет. Второй причиной является та, что само долгое ожидание блага, на которое мы надеемся, по своей природе обусловливает печаль, согласно сказанному [в Писании]: «Надежда, долго не сбывающаяся, томит сердце» (Прит. 13:12). Следовательно, и в отношении этого испытания, каковое суть претерпевание своего рода напасти, может существовать терпение. Поэтому терпение включает в себя как долготерпение, так и стойкость, поскольку и долготерпение, которое связано с отсрочкой того блага, на которое надеются, и стойкость, которая связана с теми тяготами, которые сносит человек, проявляя постоянство в исполнении добрых дел, можно рассматривать под одним аспектом тягостного зла.
По этой причине Туллий, давая определение терпению, говорит, что «терпение есть добровольное и продолжительное перенесение трудного и неприятного ради добродетели или пользы»[184], имея в виду, что «трудное» относится к стойкости в благе, а «неприятное» – к той прискорбности зла, которая является надлежащим объектом терпения; когда же он добавляет «продолжительное», то есть «долго длящееся», то имеет в виду долготерпение, [но только] в той мере, в какой оно общо с терпением.
Сказанного достаточно для ответа на возражения 1 и 2.
Ответ на возражение 3. То, что пространственно отдалено от нас по месту, в отличие от того, что отдалено по времени, не отдалено по природе просто, и потому приведённая аналогия неудачна. Более того, самая трудность, порождаемая отдалённостью по месту, связана со временем, поскольку для достижения отдалённого по месту требуется большее время.
Что же касается возражения 4, то с ним мы согласны. Однако здесь до́лжно иметь в виду, что смысл установленной этой глоссой причины различия состоит в том, что сносить тех, кто грешит по слабости, трудно просто потому, что они долго пребывают во зле, в связи с чем сказано, что их сносят с долготерпением, тогда как само то, что грешат из гордыни, представляется нестерпимым, в связи с чем о тех, которые грешат из гордыни, сказано, что их сносят терпеливо.
Вопрос 137. ОБ УПОРСТВЕ
Далее мы исследуем упорство и противные ему пороки. Посвящённый упорству вопрос содержит четыре пункта:
1) является ли упорство добродетелью;
2) является ли оно частью мужества;
3) о его отношении к стойкости;
4) нужна ли ему помощь со стороны благодати.
Раздел 1. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ УПОРСТВО ДОБРОДЕТЕЛЬЮ?
С первым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что упорство не является добродетелью. В самом деле, согласно философу, воздержанность есть нечто большее, чем упорство[185]. Но воздержанность, как сказано в четвёртой [книге] «Этики», не является добродетелью[186]. Следовательно, не является добродетелью и упорство.
Возражение 2. Далее, как говорит Августин, «благодаря добродетели человек живёт правильно»[187]. Но он же говорит, что никто при жизни не может считаться упорным, если он не упорен до смерти. Следовательно, упорство не является добродетелью.
Возражение 3. Далее, как сказано во второй [книге] «Этики», любая добродетель необходимо должна обладать устойчивостью в исполнении своих дел[188]. Но именно это и подразумевает упорство; так, Туллий говорит, что «упорство есть крепкая и продолжительная устойчивость в достижении хорошо обдуманной цели»[189]. Следовательно, упорство является не особой добродетелью, а условием всякой добродетели.