Выбрать главу

– А я думал, что они тебя держат взаперти в дальних запасниках, с кисточкой и химикатами, – сказал Генрих.

Она кивнула.

– Да. Обычно это не мое дело, но герр куратор Шмидт лично попросил меня это сделать. Он сказал, что я обладаю особыми знаниями о картинах эпохи итальянского Возрождения. Ты знаешь, я всегда рада не стоять перед аудиторией, а спрятаться в моем маленьком научном отделе.

Генрих откинулся на стуле и принялся листать один из принесенных ею с собой из музейной библиотеки томов с иллюстрациями. Эдит нервно наблюдала за ним, подбирая слова, чтобы рассказать все Генриху и отцу. Как же ей сообщить им новости? Добравшись до отмеченной закладкой полностраничной репродукции, изображающей женщину с маленьким пушистым зверьком на руках, он замер.

– Леонардо да Винчи, – прочитал Генрих подпись к репродукции. – Портрет «Дама с горностаем». – Он поднял глаза на Эдит. – Что такое «горностай»?

Эдит пожала плечами.

– Дамы эпохи Итальянского Ренессанса держали очень разных экзотических питомцев. Горностай – это что-то вроде хорька.

– Нет, – перебил ее отец, подняв согнутый палец. – Есть разница. Хорьки – это одомашненные животные. Горностаи – дикие. Их мех зимой делается белым.

Эдит с Генрихом переглянулись, а потом рассмеялись над таким описанием герра Бекера. Всякий раз, когда через туман пробивалась искра ясности мышления, когда отец хотя бы на мгновение возвращался к ней, сердце ее замирало.

– Браво, папа. Я даже не представляла! – воскликнула Эдит, но секундное прояснение прошло, и отец вернулся к вялому поеданию водянистой овсянки. – Это одна из моих любимых картин, – продолжила Эдит. – Да Винчи написал ее еще в молодости, до того, как обрел известность.

– Странный зверек, – сказал Генрих, постукивая пальцем по картине, – но красивая девушка.

Вот этого ей будет больше всего не хватать: вечеров с отцом и Генрихом, разговоров об искусстве. Она хотела вновь услышать уроки отца, случайные обрывки информации, которые он иногда извлекал из пыльных закоулков своего разума – то, что осталось от долгих лет преподавания истории в университете, томов исторических фактов, которые он, вместе со страстью к искусству, передал дочери. Неужели это так много? Она просто хотела смеяться с отцом, ужинать вместе с любимым мужчиной. Она не хотела заниматься поисками еще одной сиделки, которая помогла бы ей с ее беспомощным папой. И больше всего она не хотела считать дни до момента, когда Генрих сядет в поезд. Она отогнала эти мысли, встала и принялась убирать со стола.

Генрих пододвинул к окну еще одно кресло и усадил герра Бекера так, чтобы тот мог смотреть на загорающиеся в окнах напротив, вдоль парка, огни. Он поднял с пола Макса и положил старую потрепанную собачку герру Бекеру на колени. Потом Эдит услышала, как Генрих тихо говорит с ее отцом, рассказывает ему о каких-то забавных происшествиях в продуктовом магазине его отца, рядом с Кауфингерштрассе[11]. Она знала, что через несколько минут отец ничего этого не вспомнит, но это неважно. Когда Генрих придет в следующий раз, его доброго, знакомого лица будет достаточно, чтобы выманить отца из его кресла.

Совсем недавно Эдит после ужина сидела бы с отцом и слушала его бесстрастное изложение текущих событий, критику жадности и коррумпированности правительства. Эдит задумалась, имеет ли теперь отец хоть какое-то представление о том, что происходит за стенами квартиры. Новые доклады о коррупции. Снос синагог. Конфискация магазинов и квартир, принадлежащих соседям-евреям. Повышение бдительности старших по дому: теперь они, казалось, записывают каждый ее шаг. Мгновенное необъяснимое исчезновение двух сотрудников музея. Ненемецкие книги изымаются из библиотек и сжигаются на улицах. Новые законы, по которым наказанию подлежат все, кто слушает иностранные радиостанции.

Но больше всего она беспокоилась об исчезновении маленького мальчика с первого этажа. Раньше Эдит каждое утро перед уходом на работу искала сына Нюсбаумов и находила его сидящим в холле, в окружении карандашей и бумаги. Она останавливалась поздороваться с ним, и он показывал Эдит, что нарисовал за день. Она хвалила его и советовала продолжать рисовать. Но однажды он, с его невинным личиком и аккуратными рисунками, не появился. Вся его семья просто ушла, накинув на спины плащи и таща за собой шаткую тележку с пожитками.

Хоть она и старалась сосредотачиваться на подробностях собственных рабочей и домашней жизней, Эдит все же глубоко переживала происходящие в Мюнхене перемены. Сейчас ей больше, чем когда-либо, не хватало комментариев отца о текущих событиях – они дали бы ей ориентир, чтобы хоть как-то разобраться в пугающих изменениях, происходящих вокруг них.

вернуться

11

Одна из старейших улиц Мюнхена, известная большим количеством магазинов.