Все эти мысли вихрем проносились в голове, в то время как на лице Марина из последних сил старалась сохранить отстраненное выражение. Теперь ее главной заботой было уйти отсюда поскорее, чтобы Андрей не видел, как ей плохо.
А он все говорил и говорил – красивым, уверенным голосом, плавно перекатывая слова, вставляя подходящие к случаю латинские изречения. Будь на ее месте другая, она бы устроила скандал, побила бы посуду, обозвала бы его по-всякому, чтобы латинские изречения застряли у него в глотке.
Будь на ее месте другая, тут же подумала Марина, она никогда не оказалась бы в такой идиотской ситуации. Не случайно Андрей выбрал именно ее.
– Я, пожалуй, пойду, – сказала она, выбежала в прихожую и поскорей схватила свое пальто, чтобы он не стал его подавать. Она бы этого просто не вынесла.
– Постой! – встрепенулся Андрей. – Я сейчас…
Она замешкалась, застегивая сапоги, да еще сумка куда-то запропастилась, и он вернулся в прихожую, протягивая ей пакет. Неужели решил вручить на прощание ценный подарок, как медсестре в благодарность за курс уколов или десять сеансов массажа?
Марина почувствовала, что силы ее на исходе. Но нет, в пакете оказались мелочи, что она натаскала в его квартиру, – зубная щетка, расчески, прокладки, тюбик губной помады… Он все собрал, ничего не забыл.
Марине захотелось надеть пакет ему на голову. Она сказала, что он может выбросить все это ненужное барахло, и стремглав вылетела из квартиры. На площадке соседка мела пол возле двери Андрея, на Марину она поглядела с откровенным, ярко выраженным злорадством. Но какое имело значение, что думает о ней эта тетка? Сама Марина думала о себе гораздо хуже.
Ее предали, бросили, об нее просто равнодушно вытерли ноги, как о половую тряпку. А потом выбросили, как ту же более ненужную половую тряпку, как пустую смятую пивную банку из окна машины, как старый вытертый коврик из прихожей, как… как использованный презерватив. Использовали – и выбросили. И ничего удивительного – предмет-то одноразовый.
Вот и ее так же использовали. А потом выбросили. И все это с милой, чуть рассеянной улыбкой, мягким взглядом из-под очков и тихим вкрадчивым голосом.
Сейчас, в гостиничном номере, дойдя до этой кульминации в своих воспоминаниях, Марина не выдержала. Она застонала и резко села на кровати, надеясь таким способом вызвать боль в голове. И тогда эта физическая боль заглушит душевную. Собственно, душа не испытывала боли, душа ее там, внутри, корчилась от стыда и унижения.
Снова Марина вспомнила тот вечер, когда шла она от Андрея после их, с позволения сказать, разговора. Было так худо, что хотелось сделать что угодно, только чтобы не чувствовать этого стыда. Он выжигал ее изнутри, он грыз ее душу, он клевал ее печень, он отравлял ее кровь, как укус кобры или гремучей змеи.
Мужчины в таких случаях заходят в первый попавшийся кабак и сидят там, пока не кончатся деньги. А наутро просыпаются в чужой постели и ничего не помнят.
Марина была девушка из хорошей семьи, так что о кабаке не могло быть и речи. О том, чтобы броситься под колеса первого встречного автомобиля, – тоже, поскольку незачем устраивать постороннему водителю такую подлость. Человек не виноват, он не сделал ей ничего плохого и даже если сумеет оправдаться перед милицией, будет всю жизнь мучиться совестью.
Ноги сами принесли ее на набережную Невы, и быть бы беде, но пока она собиралась с духом, глядя в черную ледяную воду, Бог послал ей в помощь сомнительную личность самого непотребного вида.
Хмырь был сильно немолод, маленького роста, с пегими от седины, реденькими волосиками, аккуратно приклеенными к лысеющему лбу. Еще у него было лоснящееся на рукавах и карманах пальтишко и золотая коронка на переднем зубе. В руках хмырь держал отчего-то выбивалку для матрацев.
Он приблизился к Марине, переложил выбивалку в левую руку, а правой попытался обнять, при этом говорил что-то негромко и невнятно, к тому же вблизи стало слышно, что в животе у хмыря урчит, как в стиральной машине во время слива воды. Марина дернулась и наступила хмырю на ногу, потом ей стало смешно, она вырвала у него из рук выбивалку и бросила ее в воду. Та не пошла ко дну, а поплыла в залив.
Хмырь проводил выбивалку грустным взглядом и пожал плечами. Марина опомнилась и стремглав побежала наверх по ступенькам – к свету и людям.
Домой она вернулась почти в нормальном виде, так что мама ничего не заметила. А наутро перед работой заскочила в турфирму и взяла эту путевку.
Что бы там ни было дальше, а отдохнула она прекрасно. И сегодня следовало идти с Ларисой, а не сидеть тут и не жалеть себя. Но поздно, теперь она не заснет до утра, а утром встанет, страшная как смерть, и напугает своим видом туристов в аэропорту Бен-Гурион.