– Извините, что поздно! Но я сделал то, что вы просили, – глухо и торопливо говорил голос в трубке. – Отыскал одну женщину, Марию Аврамову, которая была на заводе в день пожара.
– Отлично! Спасибо! Вы просто спасли меня!
– Да-да… Она согласилась встретиться с вами. Я уже обо всем договорился. Завтра прямо утром подъезжайте на улицу Мира, дом 3.
– Как завтра? – в голосе Иннокентия поубавилось радости, и он отрешенно опустился на край кровати. – Нельзя ли никак сегодня? Для меня это очень важно.
– Извините, Иннокентий Петрович! Ночь на дворе! Мария – лежачий больной, ее терзают постоянные боли. Бедная женщина пострадала в том пожаре очень сильно. И беспокоить ее ночью все же не стоит. Она выразилась четко – завтра утром готова вас принять и побеседовать.
– Ясно…
– Ну! Рад был услышать вас! Всего хорошего. И доброй ночи.
В трубке послышались гудки. Последняя фраза звонившего прозвучала в ситуации Иннокентия как издевательство: ему предстояло пережить еще целую ночь, прежде чем он приблизится к загадке пустой пластинки. И за одну эту ночь шепоты могли заставить его сотворить все, что угодно.
Даже убить себя.
В комнате с коллекцией пахло расплавленным винилом. Приторная вонь въедалась в стены и проникала сквозь двери так легко, словно их и вовсе не существовало.
Иннокентий бродил по помещению, осматривая свои шкафы с различными пластинками, и постоянно морщился, отчаянно бормоча проклятья себе под нос. Сколько раз он ни проветривал дом, но запах никуда не уходил. Еще утром его не было, а теперь буквально все насквозь пропиталось этой отвратительной вонью. Словно пластинки плавились от неведомого жара в своих конвертах.
Как это ни прискорбно было осознавать Лисицыну, но ему предстояла длинная и тяжелая ночь. От мыслей спокойно выспаться пришлось отказаться: он опасался, что во сне шепоты вновь завладеют его сознанием. Идея уйти на ночь из дома тоже была отвергнута, ведь, как выяснилось, голоса уже проникли в разум Иннокентия и были с ним повсюду. И все, что оставалось, измученному мужчине, это бодрствование.
Он скользил пальцами по ровным рядам пластинок, аккуратно расставленных на полках, а сердце его сжималось от горькой тоски по Брамсу, которого больше не было рядом. Сейчас Иннокентий чувствовал бы себя куда увереннее и бесстрастнее, если бы любимый пес был рядом и по-прежнему охранял его. Но теперь спасти мужчину от одиночества могла лишь музыка.
Он ловко вытащил пластинку: «Моцарт. Сонаты для фортепиано». Нужно было как-то расслабиться, чуть отвлечься от всего происходящего, но в тоже время не впасть в дремоту. И вряд ли что-нибудь могло лучше подойти для такого случая.
Опустившись в продавленное кресло и запустив проигрыватель, Иннокентий на мгновение по привычке похлопал по коленям, приглашая Брамса запрыгнуть на них. И лишь через секунду жгучая боль пронзила сердце немолодого Лисицына, ведь никто не откликнулся на его жест. Никто и не мог больше это сделать.
Легкая музыка поплыла по комнате, наполняя помещение нежным звучанием. Иннокентий прикрыл глаза, концентрируясь на мелодии. Он понимал, что если даст слабину и заснет этой ночью, то духи вновь попытаются овладеть его разумом. Нужно было всеми силами бороться с призраками и обязательно продержаться до утра. Судя по всему, днем обитатели пустой пластинки были не так активны, хоть все равно и продолжали вторгаться в жизнь Лисицына. Но все же именно ночью, когда слабое человеческое тело, пребывающее в сновидениях, оставалось без защиты, шепоты с легкость делали из него марионетку.
Музыка вдруг поплыла. Словно пластинка начала плавиться от жара, а вместе с ней плавилась и мелодия, растягивая звуки и искажая их.
Иннокентий Петрович встрепенулся и взглянул на проигрыватель. С ним все было в порядке – винил мерно крутился вокруг оси, а игла скользила по канавкам. Но музыка изменилась до неузнаваемости, уже совсем не походя на Моцарта. Лисицын раздраженно остановил проигрывание, резким движением нажав на кнопку.
Пластинка остановилась, а изуродованная мелодия нет.
– Проклятье! – Иннокентий уже догадывался, что это было делом рук шепотов. – Это опять вы? Что вам еще нужно?! Вы уже убили моего пса, а теперь хотите приняться и за меня?
– Ты сам убил своего пса… – сразу же откликнулся тихий женский голос.
– Ты сам захотел услышать нас…
– Я уже говорил, что никогда не хотел слышать вас! Я хотел послушать музыку, а не ваши голоса, – выкрикнул Лисицын в пустоту.