Не вставая с ковра, Роне протянул руку к принцессе и медленно улыбнулся:
— Мое прекрасное высочество, иди сюда.
— Ты пьян.
— Тобой.
— Вставайте, ваша темность. — Ристана шагнула к нему и похлопала веером по ладони. — И сделайте, наконец, хоть что-нибудь! Ублюдок уже в Риль Суардисе, еще немного — и нам придется отдать ему проклятую девчонку!
Роне подавил нервный смешок: наедине с ним, вне предназначенного публике образа хрупкого и нежного цветка, ее королевское высочество чем-то напоминала Паука. Наверное, полным равнодушием ко всему, кроме Валанты и себя. Но ее это не портило, напротив, холодная рассудочность будила азарт, требовала сорвать еще одну маску и разбудить глубоко спрятанный огонь. Тот, который не удалось разбудить Длинноухому — ни этой ночью, ни предыдущими, сколько бы их там ни было.
— Что именно, моя Тайна?
— Что хочешь. Сожги ее, утопи, отдай зургам, выбирай сам! — Голос Ристаны был ровен, как и подобает истинной аристократке, только пальцы сжимали веер чуть сильнее, а на безупречно матовых скулах расцвели ядовитые маки. Голову она привычно склонила набок, подчеркивая собственную хрупкость. — Но если кронпринц получит мою сестру — ты лишишься не только должности… «…а я — не только Валанты, но и жизни». — Этого она не сказала вслух, но подумала достаточно громко.
— Подумаешь, должность. — Роне тактично не услышал ее мыслей. — Сплошные хлопоты и никакого удовольствия. Уеду в Гнездо, займусь научной работой.
— Роне… — Отбросив веер, Ристана опустилась на колени рядом с ним, провела ладонью по его щеке, улыбнулась нежно и зовуще: вот теперь она стала похожа на ту Ристану, в которую были влюблены все шеры королевства старше десяти лет от роду. — Не рассказывай мне сказки.
«Ты никуда от меня не денешься, мой темный шер, — звучало в этой нежности. — Ты смертельно боишься Паука. Ты убьешь десять принцесс, лишь бы не возвращаться к нему. А между тобой и Пауком стою только я. И ты знаешь, что я это знаю. И знаешь, что ты — моя единственная страсть… после Валанты, которая — моя жизнь и мое сердце».
— Все будет хорошо, — шепнул Роне, поймал тонкую, сильную руку и поцеловал запястье. — Ты веришь мне, Тайна?
— Нет, — проворковала она с беззащитной улыбкой и тут же отобрала руку, поднялась и отступила. — Вставай, Роне. Аудиенция через полчаса!
«А Шуалейда все еще жива, несмотря на все мои старания и обещанное тобой чудо», — опять не добавила она вслух, но Роне это и не требовалось. Удобно быть не только шером разума, но и мастером, который делает амулеты ментальной защиты для королевской семьи. Не от себя ж их защищать, в самом-то деле.
— Целых полчаса? Не вижу причин торопиться, — улыбнулся он и потянул Ристану к себе.
— А ты до сих пор не одет! — отстранилась Ристана и повела обнаженными плечами. — Я не буду тебя ждать.
Она демонстративно поправила белую кружевную перчатку выше локтя и посмотрела на гигантские напольные часы. Предыдущему (ныне покойному) полномочному представителю Конвента их подарили гномы, а Роне они достались по наследству. Часы были с гирями в виде птиц и тремя циферблатами: верхний, с двенадцатью делениями, показывал время, средний, с тринадцатью — день и месяц, а нижний, без делений вообще, показывал все и ничего, шесть разнокалиберных стрелок крутились, как Хиссова пятка захочет.
— Ты дивно хороша, когда сердишься, моя Тайна!
Роне вскочил на ноги, шепнув про себя сложную формулу заклинания: его шелковый халат превратился в черный бархатный камзол, шитый по моде двухсотлетней давности. «Пыли в глаза никогда не бывает много!» — Эту простую истину Паук не уставал вбивать в ученика на протяжении полувека.
Роне подмигнул Ристане, поправил кружевное жабо, заколотое бляхой Конвента, вынул из воздуха короткий плащ с алым подбоем и накинул на плечи. Предложил Ристане руку — та нежно улыбнулась и руку приняла. Еще бы не приняла! Ее коварное высочество принадлежит ему с потрохами, хоть и тешится иллюзией чистой и взаимовыгодной любви. Это осел предшественник, мягкой ему травы, поддался беззащитной улыбке и ночным глазам — с ним, темным шером Бастерхази, учеником Темнейшего Паука и потомком ближайшего соратника Ману Одноглазого, у Ристаны ничего не выйдет. Хотя бы потому, что его сердце давно занято. Не Ристаной.
Притянув ее к себе, он провел ладонью вдоль тонкой спины, коснулся губами ушка и шепнул:
— Ваше королевское высочество может не ждать.
Она не успела ответить, как он «исчез»: обернулся пеленой невидимости и бросился в соседнюю комнату, к зеркалу связи. Надо, шис дери сумрачную девчонку, проверить — в самом ли деле жива или пора удирать к зургам.