– Спасибо, Звентибольд, для меня это большая честь, – сказала она. – Пусть наши праздники будут веселыми, а маски добрыми! За Баумельбург и Зеленый Лог! Ура счастливому союзу!
– Прекрасно сказано, – искренне растрогалась Хульда, вытирая слезинку из уголка глаза.
Они подняли бокалы во второй раз и вскоре наполнили их снова. Карлман, однако, получил выговор от матери, когда протянул опустевший бокал Гортензии.
– Да брось, – рассмеялся Звентибольд, – настойка еще никому не вредила, коли есть где преклонить голову. Пусть мальчик выпьет еще глоток!
И тогда Бедда милостиво разрешила выпить второй бокал.
– Какой добрый кузен, – не удержалась она от замечания в адрес Биттерлинга, потом повернулась в кресле и окинула оценивающим взглядом забор.
В окружавшей беседку темноте светились окна соседних домов. То тут, то там в кустах мелькали огоньки, зажженные в других садах дружескими компаниями, собравшимися насладиться теплом летней ночи.
Не успела Бедда договорить, как Гортензия вдруг резко поставила бокал и спросила:
– Во имя пустотелых трюфелей! Куда же запропастился Бульрих?
Взглянув на Звентибольда, Гортензия поняла, что тревожится не она одна.
Глава четвертая
Крик совы
– Я совершенно уверена, что он давно дома, уютно расположился у камина и перебирает свои карты, – сказала Хульда в наступившей тишине.
Несмотря на решительный тон, она неуверенно переводила взгляд с одного собеседника на другого. Вечерний покой был безвозвратно утрачен.
– Действительно, он наверняка уже вернулся домой, – поддержала подругу Бедда. Она сказала это без обычной ехидной интонации, с которой почти всегда отзывалась о своем зяте. – Думаю, Хульда права. Мы его не слышали и не видели, а он тайком проскочил мимо нас, старый мошенник!
– Я могу прямо сейчас пойти и посмотреть, – предложил Карлман и встал. – Возьму фонарь и сбегаю к нему еще раз.
– Пожалуй, мы сходим все вместе, – решил Звентибольд, отцепив от вьющейся розы светильник, висевший у него над головой.
Гортензия и остальные последовали его примеру, и вскоре небольшая процессия покинула розовую беседку. За пределами ярких кругов, которые их фонари отбрасывали на землю, было совсем темно. Они миновали садовые ворота и вышли на Бузинную улицу. Слева и справа виднелись освещенные гостиные квенделей, где ужинали или уютно посиживали у камина. В конце улицы дома попадались все реже, а тропинка за ними и вовсе тонула в кромешной тьме.
– Может быть, он уже спит, – предположил Карлман.
Никто не ответил, и только сверчок застрекотал в высокой траве.
– Или зашел к соседу, – добавил молодой квендель.
– Он редко приходит так поздно, – ответил Звентибольд.
– А вдруг именно сегодня это взбрело ему в голову! – настаивал Карлман.
– Но это совсем на него не похоже, – возразил Звентибольд. – Кроме того, внутренний голос подсказывает мне, что это не так.
– Неужели? – прошептала Хульда и, вздрогнув, уставилась в окружающую черноту, где в нескольких шагах стоял притихший дом Бульриха.
Ветра не было. Луна еще не взошла, и на небе виднелись первые звезды.
– Тс-с! – неожиданно прошипел Звентибольд и резко остановился. Хульда с трудом подавила крик, а Бедда, шедшая следом за ней, с такой силой врезалась в подругу, что оба фонаря в их руках погасли.
– Святые грибницы! – выдохнула Гортензия. – Звентибольд, что случилось?
– Тс-с! – снова зашипел Звентибольд. – Тише, кажется, я что-то услышал.
Они прислушались, крепче сжимая разгоняющие тьму фонари.
– Это просто ручеек, – спокойно сказал Карлман, – который протекает у самой стены сада, за домом Бульриха. Слушайте!
Теперь все услышали нежное журчание между кустами бузины.
– Родник выходит тут из-под земли и сразу же исчезает, – пояснил Карлман. – Бульрих говорит, что этот ручей течет под землей куда-то далеко-далеко и, может, впадает потом в большую реку. А еще из-за этого у него всегда сыро в подвале…
– Чудесно! Еще одна история от Шаттенбарта! – раздраженно перебила его мать. – Подземная река! Ты, поди, сможешь отчалить от картофельных запасов Бульриха и, если повезет, когда-нибудь выплывешь к морю. Может, он уже и лодку строит?