Ника: Не знаю, не знаю... "Отмытые деньги" звучит как "пастеризованное дерьмо".
Витя: Подожди. Обращаются по принципу порочного круга и круговой поруки. Нет, без базара: деньги - слуги царства абсурда на земле! Нарезанная липкая бумага с херовеньким рисунком. Ни съесть, ни выпить, ни потрахаться. А какую власть имеют! Талант там типа, интеллект - не купишь, да. Зато носителей - плиз. С потрохами. И посадить на цепь возле кормушки, сделать рабами, дрочащими на своего господина!
Ника: Хорошо, инопланетяне-то тут при чем?
Витя: При том. Время - деньги, так? Вот поэтому ничему вечному на земле места нет. Поэтому мы только про них и базарим. А кому выгодно, чтобы мы сидели в жопе Галактики и никогда не поднялись? Не согласна?
Ника: Нет.
Витя: Почему?
Ника: Потому что это бредни сивого Мерлина.
Витя: Обоснуй.
Ника: Что там обосновывать? То, что больше всего зла заключено в материальных благах - также верно, как то, что я уже не девушка. И что с того? Все равно деньги - это наше все. И тот, кто с баксом по жизни шагает, прошагает и дольше, и дальше.
Витя: Ну нах, дольше!
Ника: Хорошо, не дольше, но лучше.
Витя: Ладно, ладно. Мои слова воняют банальностью, как сраный бесплатный толчок на провинциальном вокзале. Ладно...Но, блин, подруга, банальность - это истина, избитая за правду. Просекаешь?
Ника: Попробуй лучше вино. Золотая солнечная кровь тосканской лозы... М-м-м...
Витя: Кровь кислой быть не может. Точно тебе говорю.
Ника: Ай, брось... Ты так разоряешься, потому что сам пока еще не разорился. По себе знаю. У меня тоже легко на душе, когда тяжело на кармане. Моя природа не терпит пустоты в кошельке, а вот когда в нем шуршит, тогда в душе поет свирель, и тоже тянет пофилософствовать.
Витя: А почему ты решила, что я еще не разорился?
Ника: А что, это неверное решение?
Витя: Жизнь, она знаешь, перепончатая.
Ника: Как это?
Витя: Перепонтуешься - и в тару. Навеки, блин.
Ника: Ё, извините, твоё! Я вижу парадоксальность сложившейся ситуации в том, что она вообще сложилась... Ты при делах, при бобинах, молод, и типа красив. Ни пилящих детей, ни сопливой жены. Что ты ноешь-то? С таким счастьем - и на свободе! С такой свободой - и несчастен!
Витя: Да... Так уж сложилось, что ни хрена не сложилось.
Ника: Не было бы счастья, да деньги помогли... Все у тебя будет нормально. Уверена.
Витя: Фигня это... Жизнь - игра, только не мы играем, а играют нами. Поэтому выиграть невозможно.
Ника: Бывает еще и боевая ничья. Можно, знаешь, и с волками жить, и по-птичьи петь.
Витя: Можно. Только недолго. Бог создал людей неравными, а потом явился мистер Кольт и уравнял всех в правах.
Ника: Ни хрена не уравнял. Культ Кольта ничего не решает. Все равно в выигрыше при всех раскладах остается настоящий индеец - такой, знаешь, всегда стреляющий последним, бронежопый Зоркий Сокол и Быстроногий Козел.
Витя: За что и выпьем.
Ника: А ты где вообще свою капусту садишь, Гораций? Все торгашествуешь?
Витя: Нет. Укатали Сивку крутые урки.
Ника: Чем же ты занимаешься?
Витя: Ну... Пиар фильтрую типа. Политтехнологии.
Ника: Опаньки! Ну дела... Свинья везде политику найдет... Шучу, конечно. Я в том смысле, что никогда бы не подумала про тебя такое. И как же ты называешься?
Витя: Охренительно называюсь. "Агентство новых политтехнологий при Фонде развития демократических институтов".
Ника: М-да... Это ж "брэнд собачий".
Витя: А мне нравится. Дело, конечно, грязное, но работа непыльная.
Ника: Дела... А ты меня к себе возьми. Я ведь тоже когда-то пиарилась.
Витя: А что ты можешь?
Ника: Все могу. Могу делать лого, слоганы стругать...
Витя: Давай. Для моей конторы сочини что-нибудь. А то мы сапожники без сапог.
Ника: Вот так с ходу? Хм... Ну смотри. Черный круг в сером квадрате а ля "Черный квадрат" Малевича. И подпись "Черный пи ар в квадрате".
Витя: А, это типа площадь круга - пи ар в квадрате?
Ника: Ну да.
Витя: Класс. Толковка у тебя соображает. За это стоит выпить.
Ника: Так ты меня берешь?
Витя: А то! Думаю, шеф возражать не будет.
Ника: А кто у вас шеф?
Витя: А... Настоящий политик. Патриот хренов. Я, говорит, научу вас, сукины дети, как Родину-мать любить!
Ника: Прямо душка.
Витя: Не говори...Я тебе визитку оставлю. Завтра же где-нибудь стукнемся и порешаем. Если, конечно, ты грязной работы не боишься.
Ника: Ты же сказал, что она непыльная.
Витя: Это не мешает ей оставаться грязной.
Ника: Витя, Витя,
И рыбку съесть,
И капитал приобрести,
И на хрен сесть,
И невинность соблюсти
еще никому не удавалось. Ничего я не боюсь.
Витя: О'кей. Куда тебя доставить, ласточка?
Ника: Не, не, Витя, thank. Я сама доберусь. Ты мне визиточку...
Витя: Ах, да. Держи. Смотри, завтра жду от тебя звонка!
Ника одна возле входа в ресторан. Слышен звук вызова мобильного телефона.
Ника: Да... Да ... Да, все подписывайте, все покупаем... Я сама решу, на что мне это агентство... Да, встретила старых друзей... Мир тесен, и даже слишком. Я, например, в нем задыхаюсь... Все, пока.
* * *
Были, конечно, и другие отчеты, выписанные тщательнее, не столь размашисто-небрежным слогом, но я оставляю именно этот, поскольку Вите предстояло сыграть в дальнейшем некоторую роль в моей судьбе.
Дело в том, что до своего выезда в свет, кончившегося столь блистательным фиаско, я жила как-то по инерции, летела под уклон без тормозов, стараясь вообще ни о чем не задумываться. Например, о том, что на самом-то деле я вовсе не живу. Я мертва. Меня убили тринадцать лет назад, и с полным основанием я могу считать все происходящее не отблесками реальности, а предсмертными видениями в моем умирающем мозгу. Я читала, что такое возможно. За какие-то мгновения человек успевает увидеть целую жизнь, полную захватывающих событий и приключений. Но после столкновения с Голицыным в дверях казино такой огненный дикобраз свил гнездо в моем сердце, что сомневаться не приходилось: я жива. Не может труп, даже гальванизированный или зомбированный, мучиться так беспросветно. Я жива, а, значит, и забыта, и нелюбима, а, быть может, никогда и не была любима.
Через неделю таких нелепых до безумия мучений, утром, в дверь моего кабинета постучали.
- Войдите! - крикнула я охрипшим с бодуна голосом. Не буду скрывать, всю неделю я пила со страдальческой сосредоточенностью, не отвлекаясь на пустяки.
Это как раз Витя оказался. Только повел он себя странно: не вломился с обычной своей непринужденностью хозяина вселенной, а застрял на пороге, обернулся и окинул коридор встревоженным взором.
- Что случилось? - спросила я. - Проходи, присаживайся.
- Я пришел к тебе с проблемой, - заявил Витя, тяжко падая в кресло.
- Хорошо, что не с приветом.
- Чего?
- Стихи такие есть: "Я пришел к тебе с приветом"... Расслабься. Шучу я.
- А мне вот не до шуток, - огрызнулся Витя.
- Ты не дергайся, а обрисуй свою беду конкретно. Я помогу, ты же знаешь.
- В том-то и дело, что беда не моя.
- А чья?
- Понимаешь, ты женщина крутая, авторитеты тебя уважают...
- Ну-ну, Витя, - обрываю я его нетерпеливо, - это ты, положим, загнул. Ты разогни и ближе к теме излагай.
- Есть у меня один как бы друг...
- "Как бы" или друг?
- Ну друг... Мы раньше работали вместе. Он для меня очень много сделал чего хорошего... Так вот, мне стало известно, что его собираются грохнуть...
- Витя, ты взрослый мужик. Что за сказки ты мне чертишь? Какой друг, кто таков, откуда, звать как? Кто тебе инфу слил?
- Димой звать. Дима Голицын. А инфу не сливал никто, сам вчера услышал случайно.
- Где услышал?
- В сауне нашей парились, вот там Михалыч и сболтнул.