Ох, узнай только об этом Гроза… Да ладно, впервой, что ли, его удары терпеть?
Сумрак так и не решился ее прогнать. Пришлось думать, чем ее кормить — сама она почему-то была настолько беспомощна, что в первые же несколько суток обязательно бы погибла, окажись в лесу одна. Есть Сойэ хотела каждый день, да еще и не по разу, вообще на редкость прожорливое оказалось создание… Сумрак совсем с ней замаялся.
При этом, у него оставались здесь незавершенные дела. Неподалеку находилась еще одна стоянка уманов — по виду таких же, как те, что пленили Сойэ. Их было чуть больше, и, возможно, там бы дела пошли интереснее… Но, потерявший сосредоточенность из-за всех последних событий, охотник совершил одну нелепую ошибку, в результате чего был серьезно ранен и едва унес ноги. Как же он был сердит в тот момент на проклятую уманку! Но еще больше — на себя.
Позже, отлеживаясь в безопасном месте, он много думал о случившемся, краем глаза наблюдая за своей необычной спутницей. И она удивляла его все больше. Она не только не оставила его — в сущности, теперь совершенно для нее бесполезного, но еще и пыталась ему ПОМОЧЬ. Правда, в основном, она мельтешила вокруг, доставая своим бормотанием и необъяснимыми попытками прикоснуться. Сумрак никак не мог взять в толк, для чего она все время лезла к нему, но иногда просто сил не было ее отгонять…
А потом… Потом много еще всего произошло. Но самым странным из произошедшего был тот факт, что Сумрак начал к Сойэ привязываться. Как, очевидно, и она к нему. Но она искала защиты, а вот что их совместное времяпрепровождение могло дать самому воину?..
Сперва она придумала ему имя — просто потому, что не смогла выговорить: «Сум-рак». Он-то хотя бы называл ее так, как она сама представилась*… Впрочем, собственную новую кличку он бы уже вряд ли воспроизвел, больно что-то это было заковыристое. Наверное, означало что-то типа «Спаситель» или «Герой»? Ну, а как еще могла его величать эта слабая и глупенькая самка, обязанная ему своей маленькой жизнью?
Потом Сойэ начала перенимать его жесты. Сумрак не раз с удивлением замечал, что она даже периодически копирует его позу. Может, конечно, она делала это и инстинктивно — уманы хорошие имитаторы… Но при этом она все с большей настойчивостью стала искать с ним зрительного и тактильного контакта, а это уже беспокоило. Сумрак не мог понять, что у нее на уме. Он пытался сторониться, сопротивляться… Но она его обхитрила и сделала в конце концов то, чего не удавалось еще никому с тех пор, как Сумрак завершил обучение и пересмотрел взгляды на жизнь: отыскала его слабину…
У нее были удивительно нежные, ласковые руки; без когтей, мягкие, не приспособленные для обороны. Их прикосновения… Они не просто были приятны, они давали необъяснимое чувство уверенности и защищенности, унося куда-то прочь от этого мира. Когда Сумрак после долгих сомнений все-таки сдался на их милость, то понял, что уже никогда не будет в силах им противиться. Он словно бы снова познал теплые материнские объятия, дарующие покой и безопасность…
Лишь к самому концу путешествия они научились друг с другом говорить — при помощи пиктограмм. Придумала это, кстати, именно Сойэ — не такая уж она, видимо, была и глупая. Хотя, если честно, Сумрак бы предпочел и дальше общаться с ней при помощи жестов. Уманка завалила его вопросами, среди которых были не совсем приятные и не совсем приличные… Но он честно попытался ответить на все. А из того, что она сама рассказала, он понял лишь одно: Сойэ сильно расстраивал тот факт, что ее сородичи для яутжей являются объектом охоты. В общем-то, ее можно было понять…
И Сумрака опять подвела его многострадальная натура. Никогда он не позволял себе обидеть или даже просто огорчить самку. А эта самка еще и стала для него весьма небезразлична, хоть и принадлежала к иному виду. Относиться к Сойэ, как к другим уманам, после того, что она совершила, воин уже не мог. Он чувствовал, что глубоко обязан ей, ведь это хрупкое существо не просто скрасило его одинокие скитания, оно вернуло ему нечто крайне ценное — самого себя.
Сумрак отвел уманку к сородичам. Он поступил, как был должен. И вовремя — еще немного, и она свела бы на нет все старания Грозы.
Прощались они слишком долго. Сойэ все что-то тараторила на своем непонятном языке и цеплялась за него. Сумрак сказал лишь одно: «Я обещаю, что не убью впредь никого из твоего народа». Это было меньшее, что он мог для нее сделать.
*Мне кажется, что Хищи слышат несколько в ином диапазоне, чем человек, поэтому имя Зои для Сумрака звучало в искаженном варианте. И еще сомневаюсь, что он смог бы выговорить звонкое «з».
Комментарий к Глава 3. Воспоминания Навеяло: «Deep Forest» – «Twosome».
Характер Солнышка «Deep Forest» – «Marta's Song»
Солнышко пытается приободрить Сумрака: https://gvatya.tumblr.com/image/164605833538
====== Глава 4. Греза ======
Наш девиз непобедим — возбудим и не дадим!
Наш девиз в ответ на ваш — поломаешься и дашь!
(Народное творчество)
Уже вторично обеззараживая и прижигая нанесенные самками раны, Сумрак сделал вывод, что ему необходимо сменить стиль поведения. К каждой из сестер нужен был собственный подход, что сильно осложняло задачу для только еще постигающего науку любви самца, но других вариантов не оставалось. Сезон был в разгаре, и уйти от выбранных дам не позволяли правила приличия. Не позволил бы этого сделать и его дорвавшийся до секса молодой организм — получив, наконец, реализацию, инстинкт размножения запустил лавинообразные процессы, которые на данном этапе было уже не остановить. Даже попытайся теперь самец подавить зов природы, ему просто никакими способами не удалось бы этого сделать, не тронувшись умом… Но и оставлять все как есть не годилось, в противном случае к концу Сезона эти дьяволицы просто извели бы его.
В первую очередь что-то надо было решать с Прорвой. Со своими нетипичными замашками она рисковала просто покалечить партнера. Например, то, что она проделала этой ночью… Одно неосторожное движение, и Сумраку грозила серьезная травма ретракторов*. Еще пара таких «сеансов» могла привести к выпадению пениса — сущему кошмару любого самца. Эта злая шутка собственного организма как раз и приводила самцов к фактически полной неспособности самоудовлетворения: мышцы, подтягивающие половой орган, автоматически срабатывали сразу, как спадала эрекция, и одновременно не позволяли добиться ее наступления «ручным» способом. Если же кто-то все-таки задумывал сражение с собственными ретракторами, те упирались до последнего и весьма легко рвались, что приводило к поистине страшным последствиям… У зрелого самца, по тем или иным причинам не участвующего в размножении, с интервалом в две-три недели происходили непроизвольные поллюции, позволяющие избавиться от спермы «с истекшим сроком годности», но в промежутках приходилось терпеть дискомфорт и даже боль, сопровождающиеся нервными срывами. Эта пытка была направлена лишь на то, чтобы обеспечить продолжение рода, не терпящее отлагательств. Образ жизни яутжей приводил к высокой смертности среди всех возрастных категорий, поэтому подобный темп размножения был просто необходим. При иной физиологии их род, вероятно, давно бы уже угас, учитывая раздельное проживание самок и самцов, а так же склонность последних к кочевой жизни, трансформировавшуюся за многие тысячелетия в межзвездные перелеты. Ведь, имейся у самцов выбор, они предпочли бы тратить время и энергию на охоту и исследования, а не на свои капризные и во всех отношениях дорогостоящие гаремы… Впрочем, месяц-полтора все равно вылетал бы в этом случае из графика, так как на время гона каждый корабль превращался бы из военной базы в царство онанизма.
Конечно, избыточный репродуктивный потенциал яутжей в условиях нехватки или недоступности партнеров мог бы компенсироваться, как у многих других существ, возникновением временных или постоянных гомосексуальных связей, однако такого практически никогда не происходило из-за высокого уровня агрессии между самцами. Опять-таки, будь у охотников склонность к такого рода сбоям, они бы давно уже вымерли…
Природа хорошо позаботилась о том, чтобы не творилось никакого произвола. Неизменно, год за годом, мужская часть населения возвращалась на исконные территории из далеких странствий, чтобы зачать потомство, и ничто не могло их остановить. Даже периодически вспыхивающие военные конфликты ситуации не меняли: перевозбужденные, преисполненные агрессии воины просто сметали любого противника со своего пути и очертя голову скорее неслись к своим самкам. История знала множество примеров, когда масштабные сражения были выиграны «на гормональном всплеске» за считаные часы, причем, сами воины из числа выживших потом весьма слабо помнили, как они дрались, с кем они дрались и зачем это делали…