Вчера Сумрак не пришел. Неизвестно, что там у него случилось, хотя, вряд ли что-то серьезное. У этого самца, не смотря на молодой возраст, уже был свой гарем — видимо, он просто выплескивал там свою страсть по полной… А сегодня не пришла на место их встреч сама Греза. Серый не выпустил ее с территории, вознамерившись на этот раз уже точно добиться ее согласия на спаривание. Самка наконец-то вошла в период половой активности, и старый прохиндей это чуял. Только вот не настолько еще ей припекало, чтобы кинуться к нему в объятия. Сдаваться немедленно Греза не собиралась.
Серый наконец махнул на недотрогу рукой и ушел. Убедившись, что она осталась в одиночестве, самка вернулась к своим фантазиям. Немного поколебавшись, она запустила пальцы под юбку и начала легонько поглаживать у себя в промежности, при этом она едва слышно помурлыкивала, представляя себе дальнейший ход событий.
Как они спускаются вниз, в прохладную тень, где растет рыжеватый мох, и там Сумрак вновь берет ее, на этот раз сзади, исступленно завывая и хватая жвалами за загривок. Ее тело изгибается в сладостной судороге, она вцепляется когтями в моховую перину, вырывая из нее куски. Самец сжимает ее в объятиях, стремясь с каждым движением проникнуть все глубже. Они на самом пике наслаждения, они уже не контролируют себя… Сумрак изливается при каждом толчке, и его низкий рев сходит на изнемогающие стоны. В эти минуты он слаб перед самкой как никогда…
Она резко замерла и открыла глаза. Нет. Это все пустые мечты. Сумрак ей не ровня. Всему этому никогда не бывать. Но вдруг от понимания этой недоступности, желание разгорелось больше прежнего, буквально поглотив безуспешно сопротивляющееся сознание самки. Греза мучительно сжала ноги и выгнулась.
====== Глава 11. Обман ======
Кто так же часто обманывает тебя, как ты сам?
(Бенджамин Франклин)
Сумрак был доволен собой. Уже больше двух недель он находился на территории самок и начал за это время втягиваться в новый жизненный уклад. Он не только вполне успешно разобрался, что вообще надо делать с женским полом, но и приноровился удовлетворять свой маленький неофициальный гарем без сильного ущерба для здоровья и психики. Он даже стал получать кое-какое удовольствие от данного процесса, хотя, из-за того, что постоянно приходилось обдумывать все действия и просчитывать ходы, собственные желания чаще отодвигались на второй план. Переключение от одной самки к другой требовало много энергии и самоконтроля. Нужно было быть нежным и неутомимым с Солнышком, жестким и несдержанным с Осенью, попеременно грубым и покорным с Прорвой.
Старшая сестра по-прежнему оставалась для молодого самца серьезным испытанием на прочность. С ней он должен был вести себя крайне осторожно, улавливая настрой самки и каждый раз играя по новым правилам, дабы подогревать ее изощренный садизм, но не дать ему разгореться жарким пламенем. Не всегда шло гладко, периодически Прорву срывало, когда Сумрак выбирал неверную или слишком провокационную тактику поведения. Затем срывало его, когда Прорва совсем уж перегибала палку. Тогда он, забыв о приличиях, брал ее силой, после чего оба делали вид, что ничего не произошло, и вся чехарда начиналась заново. На это короткое время между ними устанавливалось молчаливое согласие. Все чаще роли распределялись следующим образом: Сумрак играл подчиненного на этапе прелюдии, разрешая делать с собой все, что угодно, но потом сношал сбросившую излишнее напряжение самку так, как хотелось ему.
Впрочем, Прорва, к ее чести, теперь старалась больше держать себя в руках: никаких связываний, никаких диких забав с когтями, никаких снадобий. Тем не менее, она по-прежнему могла оттаскать партнера за гриву или со всей силы ударить. Как-то раз она решила поиграть с кнутом, и у Сумрака не было иного выхода, кроме как позволить себя отстегать. Правда, в долгу он не остался, отобрав потом орудие, захлестнув им горло Прорвы и варварски оттрахав ее в вертикальном положении, заставив самку неудобно прогнуться и прижаться спиной к его груди. При этом он рычал ей в ухо о том, что он еще с ней сделает, если она впредь будет вести себя подобным образом, угрожающие понизив голос и включив всю свою фантазию.
Что касается Осени и Солнышка, то они специфические игры старшей сестры с самцом воспринимали уже без первоначальных опасений, если не сказать, с откровенным интересом. Сумрак в итоге прознал, что они еще и каждый раз спорят между собой о том, кто одержит верх…
Единственное, что Сумраку пока не удавалось сделать — это развести самок по разным комнатам. Если бы он имел возможность уединяться с каждой из партнерш, было бы во всех отношениях легче. Как-то все еще немного неловко он себя чувствовал, пыхтя над одной самкой и ощущая спиной взгляды двух других. Потерпеть было, конечно, можно, и он даже научился не обращать на это внимания, но временами все равно отвлекало…
Ночь за ночью Сумрак проводил в обществе трех развратниц, дни же полюбил коротать на отмелях. Правда, там он чаще всего обосновывался подальше от других самцов, погружаясь в мысли и воспоминания, которым как нельзя лучше способствовало льющееся с небес и отражающееся от песчаного пляжа расслабляющее тепло. Лишь изредка он прохаживался вдоль кромки воды или отправлялся посидеть под крышу, дабы узнать последние новости.
К месту, где был запрятан челнок, Сумрак так и не ходил. Подумывал, что надо бы проверить, но заставить себя не мог, осознавая риск встретить Грезу. Спал он то с любовницами, то на просторах «самцового клуба», а укусы и царапины, нанесенные самками уже попросту игнорировал. Осень или Солнышко сами обрабатывали его раны несколько раз, когда самцу слишком уж крепко доставалось, и этого вполне хватало.
Тем не менее, одним неожиданно дождливым утром Сумрак отменил поход на отмели и все же решился пересечь лощину. Он наконец задумал переставить свой транспорт ближе к территории гарема, раз и навсегда положив конец общению со своей несбыточной мечтой. Греза обычно не появлялась в столь ранний час, да и погода к прогулкам не особо располагала, чем самец решил воспользоваться, пробираясь через знакомые заросли.
Подумать только, сын Грозы трусливо бегал и скрывался от самки…
На самом деле, он скучал, отчаянно скучал по ней. И, вроде бы, виделись они всего ничего, чтоб ему впасть в столь сильную зависимость, и особой приветливостью по отношению к нему Греза не отличалась… Но Сумраку, несмотря ни на что, хотелось быть с ней рядом, видеть ее, слышать ее голос… Еще хотя бы раз прикоснуться…
— Давно что-то ты не появлялся, — раздалось совсем близко. — Я думала, твоя голова уже украшает чью-то трофейную стену.
Этот дерзкий и насмешливый тон… Сумрак зажмурил веки будто в ожидании неминуемого удара и остановился. Затем медленно открыл глаза, вздохнул и обернулся. Греза стояла в нескольких метрах от него и снисходительно щурилась. Убедившись, что она завладела вниманием самца, негодяйка неспешно приблизилась. Ее влажная от дождя кожа маняще поблескивала, и во взгляде горел озорной огонек.
А еще самка наконец начала источать призывный аромат, который не удалось смыть даже разошедшемуся ливню. Самцом же от нее по-прежнему не пахло, значит, Серый все еще не добрался… Уже ставший за последнее время привычным, кратковременный спазм сковал подбрюшье Сумрака, хотя после бурной ночи его семенники совсем опустели.
Ну за что? Почему она никак не хотела оставить его в покое?.. Да неужели всем самкам на этой планете хотелось одного — мучать бедного самца? Прорва его унижала, Осень истязала, Солнышко выматывала… А Греза жестоко дразнила собой.
— У меня есть гораздо более важные дела, чем развлекать тут тебя, — постарался как можно непринужденнее ответить Сумрак.
— Да ладно? Например? — издевательски стрекотнула самка.
— Вот когда будешь в моем гареме, тогда и получишь право требовать отчета, — воин отвернулся и продолжил свой путь. Разумеется, Греза отставать не собиралась.
— А у тебя хорошее воображение, да? — фыркнула она, догоняя самца.
— Не жалуюсь, — согласился Сумрак.
…Они сидели на любимом раскидистом дереве. Том самом, из-за которого повздорили в свою первую встречу. Сумрак расположился чуть выше, Греза заняла одну из нижних ветвей. Друг на друга они не глядели. Взор Сумрака блуждал по кромке леса, трепещущей под ударами ливня, Греза изучала поникшую растительность у самых корней. Дождь почти не задевал их, лишь крупные капли то и дело падали вокруг, стекая с широких листьев.