Самец и самка беседовали. О всякой ерунде, обо всем, что в голову взбредет. Беседовали уже, наверное, больше двух часов, а темы все не кончались. Оказалось, у Грезы присутствует одна уникальная черта под названием «что вижу, то пою». Очевидно в ее голове разом роилось такое огромное количество мыслей, что не делиться периодически хотя бы одной из них, она просто не могла. Что до Сумрака, то он охотно поддерживал разговор, тем более, что неожиданные повороты, которые с поистине незаурядной логикой совершали рассуждения самки, то и дело сбивали его с толку, позволяя немного отвлечься от навязчивого желания спариться с ней.
Вот и сейчас Грезе вздумалось рассказать о взаимном родстве самок данной местности аж до седьмого колена. Перед этим она заприметила под деревом красный мох и рассказала, как любит на нем отдыхать (это весьма походило на некий намек), когда не очень сыро, но только он мажется, но зато из него делают очень стойкую экологически чистую краску. Потом она долго и подробно повествовала о том, как правильно надо окрашивать ткани (и к чему бы самцу это знать?), и как ее учила этому троюродная тетка. Как это Сумрак не представляет, что такое троюродная тетка? Так это же легко, сейчас она объяснит… И дальше пошло-поехало.
Надо сказать, у Грезы была отменная память на имена, события и даты — для самки черта вообще нехарактерная. Например, все сестры самого Сумрака страдали какой-то феноменальной забывчивостью. А у матери сильно хромала логика. У самок его временного гарема тоже с логикой было не всегда все в порядке. Короче говоря, сколь бы ни было почтительным отношение Сумрака к женскому полу, насчет его умственных способностей иллюзий он не питал. Греза в каком-то смысле явилась счастливым исключением, впрочем, и она, что называется, была не без греха. Самка хоть и говорила подчас кое-что неглупое, но речь свою совершенно не фильтровала, а также не могла вовремя остановиться.
Так вот, насчет родства…
— Послушай, а ты знаешь, кто такая Свобода? — улучив момент, Сумрак воспользовался секундной паузой. Греза повернулась к нему и недоумевающе склонила голову сперва на одну сторону, потом на другую, забавно качнув собранной в хвост гривой. В ее понимании, Сумрак не ведал элементарных вещей.
— Ты имеешь, в виду, кем она была? — переспросила она. — Ее уж лет двадцать никто не видел.
— Ну да, была. Так чем она так прославилась?
— А ты не в курсе, значит? — Греза вновь удовлетворенная своей лучшей, чем у Сумрака осведомленностью, аж заерзала на месте. — Она перегрызала мужикам глотки. В порыве нежности. Тем и прославилась. Как ты понимаешь, она не оставила много потомков. А к чему ты спросил?
Сумрак чуть заметно поежился.
— Да так, знаешь, расхожее выражение есть у наших вояк, с ней связанное, — на ходу придумал он.
— Хм, не слышала… Какое?
— Неприличное, — вывернулся самец. — Не скажу.
— Слишком ты какой-то правильный, — скривилась Греза. — Самок, поди, и то с их письменного разрешения кроешь?
Сумрак чуть с ветки не упал от подобной наглости, но вовремя выровнялся, чтобы собеседница ничего не заметила.
— Не будь я, как ты выразилась, «правильным», — медленно пророкотал он, беря предупреждающую интонацию и слегка свешиваясь над Грезой, — ты бы так легко не отделалась.
Самка снова задрала голову и скорчила ему гримасу. Сумрак «стрельнул» в ее направлении языком, Греза «стрельнула» в ответ.
— Напугал, — буркнула она.
— То-то же, — рыкнул он.
Потом они с минуту молчали. Далее Греза опять не выдержала.
— Ну, так и что бы ты сказал обо мне как о самке? — спросила она вдруг, поставив воина этим вопросом в непреодолимый тупик. Сказать было ей правду? «Ты прекрасна, ты божественна, ты неповторима! Ты не выходишь из моей головы! Я тебя хочу, хочу, ХОЧУ!!!» Ну-ну… Сделать неприступный вид и заявить, что в ней нет ничего особенного? Тоже не вариант — задавая подобный вопрос, самка явно напрашивалась на комплименты. Сумрак вновь склонился над ней, на этот раз совсем низко, понимая, что ненадолго получил добро на самое откровенное разглядывание.
— Задница маловата, а так — ничего, — выдал он наконец, готовый схлопотать по жвалам.
— Поняла. Я отъемся, — неожиданно спокойно ответила самка.
— А что бы ты сказала обо мне? — набравшись смелости, поинтересовался в свою очередь самец. — Ну просто интересно.
— Плечи узковаты, а так — ничего…
— Понял. Я подкачаюсь.
Они разом отвернулись друг от друга.
Так и сидели дальше уже молча — каждый на своей ветке. Сидели и глядели на едва проглядывающее меж дождевых облаков солнце. Грезе пора было возвращаться в гарем, пока не хватился Серый, а Сумраку отправляться на охоту и потом к своим самкам, но оба они не могли заставить себя подняться и разойтись, до последнего оттягивая момент разлуки. Они были совсем рядом, но не смели не то что коснуться друг друга, а даже сильнее приблизиться. До Сумрака долетал тонкий аромат девственной самки, и он вожделел ее безумно, но не имел права и смотреть на нее дольше трех секунд. Грезу присутствие молодого, но уже репродуктивно активного самца будоражило не меньше. Она понимала, что это неправильно, что за ней сейчас ухаживает один из самых высокоранговых воинов, но видавший виды Серый со своим проклятым бесом, засевшим в ребрах, не вызывал у нее совершенно никакого влечения, этот же юный нахал действовал почти гипнотически…
Он думал лишь о ней. Прорва снова швыряла его в стену и ставила на колени, а ему казалось, что он с той же ненормальной для самца покорностью отдается разбушевавшейся Грезе. Осень вгоняла в его тело когти и клыки, а ему чудилось, что это Греза судорожно хватает его во время их первого слияния. Солнышко билась в его объятиях, а Сумрак видел перед собой лишь прекрасные черты такой влекущей и такой недосягаемой… возлюбленной.
— Сегодня ты был просто великолепен! — переводя дыхание, призналась Осень, приподнимаясь на локтях рядом с самцом. Сумрак не ответил. Измотанный, как и всегда, он лежал на спине и безучастно смотрел в пестрящий узорами потолок зала.
Он более не мог этого выносить. Он обманывал своих самок, обманывал Грезу, обманывал себя… Сумрак делил ложе с нелюбимыми и был вынужден изображать страсть, хотя на деле оставался лишь один незамысловатый физиологический процесс. Он хотел обладать лишь одной самкой на целом свете, но был лишен такой возможности. Даже просто признаться Грезе в своих чувствах было недостойно, так как это выглядело бы попыткой соблазнить чужую самку…
Самца раздирали противоречия. Он уже не мог с уверенностью сказать, чего на самом деле хочет. Он то пытался забыть Грезу и сосредоточиться на исполнении своих прямых мужских обязанностей, то преисполнялся решимости буквально завтра пойти и вызвать Серого на поединок с заведомо известным результатом…
Ну, хорошо, положим, он каким-то чудом и отвоевал бы Грезу. Что он, рядовой воин, мог дать самке с ее происхождением? Статус Великой Матери получали женские особи, которые на протяжении пятидесяти лет ежегодно приносили не менее четырех жизнеспособных потомков. Их кровь высоко ценилась. Греза была при своем юном возрасте всего лишь тридцать первой дочерью своей знатной прародительницы. Это означало, что Желанная производила в основном самцов. Самок от нее было мало — намеренно — и тем ценнее они были для потенциальных женихов. Так вот, что такой голодранец как Сумрак мог бы Грезе дать? Ни крова, ни защиты гарема, ни подтверждения ранга… Ни-че-го. И потому не следовало даже думать о том, чтобы бороться за нее…
А прикасаться к другим самкам, зная, что Греза никогда не будет принадлежать ему, Сумраку становилось все тяжелее…
Нет. Решено. Пора прекращать…
Сезон близился к завершению, но дожидаться его конца уже не оставалось ни терпения, ни сил. Только вот как было все это остановить? Положим, перетерпеть еще пару недель остаточное возбуждение Сумрак и смог бы, но проблема была не в том. Он не имел права уйти от самок, а сами они не желали с ним расставаться. Если бы они могли производить потомство, то, забеременев, и так немедля бы спровадили ухажера, но ожидать такого исхода по известным причинам не приходилось. Тем не менее, даже знание о бесплодии партнерш не давало Сумраку повода отказываться от них в этом году. Лишь в следующим он был волен к ним не вернуться.
Правда, был один вполне законный способ… Но он казался самцу крайне маловероятным. И, все же, что мешало попробовать?..