— Не мог не заглянуть к дорогому другу, — уклончиво ответил Сумрак. — Как успехи?
Младший воин не ответил, но вдруг резко вскочил и кинулся на него через стол, дико вытаращившись и зарычав, чем невольно привлек внимание всех отдыхающих в гроте.
— Спокойно, иначе нас выдворят отсюда, — невозмутимо проговорил Сумрак, даже с места не двинувшись, и только жестом предлагая Торопливому сесть обратно. Нехотя, тот послушался. Насторожившиеся было окружающие яутжи потеряли интерес и вернулись к своим делам. Сквозь зубы Торопливый процедил:
— Ты что мне такое подсунул, тварь?
— Помилуй, что я мог тебе подсунуть? — весьма правдоподобно изумился Сумрак. — Ты в честном поединке взял надо мной верх и получил всех моих самок, о каком подсовывании ты сейчас толкуешь?
— Не прикидывайся! — вскипая от гнева, но вынужденно сдерживаясь, зашипел младший. — Ты обо всем знал! Большая самка — ненормальная! Что она со мной вытворяла — даже вспоминать стыдно, не то, что кому-то рассказывать! Хочешь сказать, ты был не в курсе? А средняя все время кусалась. Я крови потерял больше, чем на прошлой Охоте! А младшая? Как ты там сказал? Ненасытная и на все готовая? Так вот, она ни разу меня к себе не подпустила! Потому что ты уже успел ее обрюхатить, скотина, а мне даже словом не обмолвился! Я там вторую ночь не появляюсь. Спасибо, удружил! Это настоящий позор, но я не хочу больше к ним возвращаться. Ладно, хоть Сезон на исходе…
Торопливый и сам не заметил, как его претензии перешли в жалобы. В нем говорил алкоголь. Для того, чтобы напиться в зюзю, охотникам, увы, требовалось совсем немного. В потребляемой ими пище содержалось слишком мало углеводов для выработки при обмене веществ значительных количеств эндогенного спирта, потому и защитные ферментные системы, которые могли бы бороться с поступающим извне излишком этанола, у яутжей были практически не развиты. Зная коварную особенность собственного организма, большинство воинов избегало частого употребления спиртного, если же они все-таки когда и пили, то напитки не крепче пятнадцати градусов и в ограниченном количестве. Торопливый сейчас это количество явно превысил…
Выслушав собеседника, Сумрак пришел в полное замешательство. Он-то ждал, что Торопливый, если и посетует на этих дьяволиц, так лишь на почве излишнего сексуального переутомления, но собрат сидел перед ним нервный, побитый и, что характерно, неудовлетворенный. А известие о беременности Солнышка вообще повергло Сумрака в настоящий шок.
Слегка оправившись от потрясения, старший самец собрался с духом и проговорил, стараясь сохранять прежний непринужденный вид:
— Что ж, дружище, значит, ты не рассердишься, если я попытаюсь взять реванш?
Торопливый уставился на него как на идиота.
— И, да, нет нужды мне поддаваться, — тихо добавил Сумрак.
Торопливый открыл рот и снова его закрыл. Похоже, он вообще не понимал, что такое творится. Сумрак же встал и ненадолго отошел, а вернулся уже с бутылью.
— Только для начала уравняем шансы, — предложил он, опрокидывая сосуд над пастью и делая большой глоток.
Вечером Сумрак как ни в чем не бывало пришел к источникам. В ушах еще немного шумело от выпитого, но, в целом, он был в норме. Драться на пьяную голову — та еще забава. Драться на пьяную голову с пьяным же Торопливым за одинаково опостылевших обоим соперникам самок — вообще цирк. Идти после всего этого на охоту — и вовсе безумие… Короче говоря, Сумрак чувствовал, что еще долго со стыдом будет вспоминать этот эпизод своей жизни… Да, что там! Все отмели будут это помнить еще добрых лет пять…
Тем не менее, все, что зависело от него, было сделано. Оставалось надеяться лишь на благосклонность сестер.
Он нашел их отдыхающими по своему обыкновению в зале. Когда Сумрак ступил в помещение и небрежно скинул на пол тушу ящера, самки разом повскакивали с мест и изумленно на него уставились. У бывшего любовника заметно прибавилось свежих рубцов, тем не менее выглядел он бодро и уверенно как никогда. И всем своим видом показывал, что никакой он уже не бывший.
— Что вы на меня так смотрите? — он с невинным видом склонил голову набок. — Разве так встречают самки своего самца?
— А где… — начала было Солнышко и замолкла.
— А где ты думаешь? — лукаво осведомился Сумрак.
Прорва выступила вперед, остановив рукой готовых броситься к самцу сестер. Она надменно оглядела воина и, поддев его подбородок пальцем, вперила свой пристальный взгляд в его глаза, медленно проговорив:
— Как этому сопляку удалось победить тебя?
Осторожно, но твердо убирая ее руку, Сумрак нежно промурлыкал в ответ:
— Моя Госпожа, распространяться о минутах своей слабости недостойно. С большей охотой я поведаю о том, как сегодня отвоевал вас у него.
Прорва с минуту продолжала испытующе смотреть на него, а потом вдруг… разразилась веселым стрекотом и сграбастала Сумрака в охапку, прижав к себе. Такого он просто не ожидал. Он вообще не представлял, что эта жестокая самка способна испытывать к кому-либо добрые чувства…
Осмелев, Осень и Солнышко подошли к ним и начали осторожно прикасаться к самцу, вдыхая его запах и трепетно воркуя, словно до сих пор не верили в его реальность. Сумрак с одной стороны был приятно удивлен, с другой вдруг почувствовал себя последней сволочью, памятуя о бесчестно воплощенном желании избавиться от этих самок… В глубине его души что-то такое шевельнулось, больно кольнув…
Так, осаждаемый тремя воодушевленными самками и одолеваемый странными мыслями, он долго и неподвижно стоял, чуть разведя руки для объятий и различая знакомые ароматы, по которым, странное дело, скоро начал ощущать, что соскучился. Он ловил прикосновения вновь обретенных партнерш и впервые в жизни чувствовал себя настолько желанным и значимым…
Сумрак смотрел на них, таких непривычно ласковых и неожиданно ему преданных, смотрел и уже точно понимал, что готов терпеть их дальше. Готов исполнять их капризы, совокупляться с ними до потери сознания, дарить им драгоценности и охотиться для них. Даже чинить их убитую неумелым обращением технику готов. И, чтобы все было честно, он даже попытается их полюбить. Как когда-то полюбил Охоту, осознав, что не имеет иного удела…
Рассеянно и почти растроганно он переводил взгляд с Прорвы на Осень, с Осени на Солнышко, с Солнышка обратно на Прорву. Да ведь они были счастливы! Они реально были рады его возвращению! А он так погано с ними поступил… Ну и что, что самки имели свои особенности? Кусались, выводили его из себя, стремились утвердить свое господство… Ими руководила страсть, щедро сдобренная обидой на прошлых любовников, которые не поняли, предали, оставили. Возможно, таким же обманом избавились от них, как и он сам… Избавились, даже не попытавшись узнать их чуть лучше.
И понятно, почему самки так воспрянули духом при его появлении. Они наконец поверили, что еще могут быть нужны кому-то. В их глазах он внезапно из смешного и неловкого юнца стал настоящим героем, когда, не смотря ни на что, отстоял право обладать ими в поединке. Ладно, хоть тут никакого обмана не было — сегодня он и впрямь дрался будто в последний раз в жизни…
Чем дольше длилось это затянувшееся приветствие, тем больше в груди Сумрака разрасталось непонятное щемящее чувство… Может, во всем была виновата брага… Но он знал теперь, что эти самки ему отнюдь не безразличны. Да и никогда не были безразличны… Он не ведал этого, пребывая во временном помрачении рассудка, когда страдал по Грезе. Но, лишь только была утолена его страсть, как самец начал осознавать: все его самки ему нужны. И неважно, что лишь в одну он влюблен без памяти, три другие не менее важны для него, просто чувства к ним немного иные… Неоспоримым доказательством служило его тягостное состояние, после того, как он «проиграл» их более слабому собрату. Разве облегчение он чувствовал в тот момент? Вину — да, осознание собственной безответственности — пожалуй, ненависть к себе — определенно. Но никак не облегчение. И лишь сейчас с его плеч словно бы упал громадный груз. Он забрал своих самок, и самки приняли его… Они льнули к нему и обнимали его. Они были счастливы со своим самцом… И он тоже теперь был счастлив.
Наконец-то Сумрак нашел в себе силы признать: Греза дала ему надежный повод сразиться за трех сестер, но истинная причина его решения заключалась не только в ней одной. Он просто обязан был заполучить обратно этот маленький и странный, но СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ гарем. Потому что Солнышко носит его малышей. Потому что кровь Осени смешалась с его кровью чуть менее, чем наполовину. Потому что Прорва… Потому что Прорва была его первой самкой и его главным испытанием.