Указав на принесенную охотником дичь, Прорва по-хозяйски распорядилась:
— Это унеси в дом и возвращайся.
Вот ведь командирша… Но он послушался, направившись к обветшалому зданию. Скинув тушу в прохладном холле, самец позволил себе на секунду задержаться, осматривая забытую трофейную стену и гадая, кто же мог быть его предшественником и что с ним приключилось. Может, Прорва до смерти затрахала или Осень что-то жизненно важное откусила? Подумав так и невесело усмехнувшись, Сумрак вышел во двор, поспешив вернуться к самкам. Нельзя было заставлять их ждать.
Они и правда уже пребывали в нетерпении. Оказалось, что старшие сестры были приглашены этой ночью на какой-то непонятный самочий праздник, что-то вроде церемонии посвящения младших, короче, ерунда. И Осень выполняла в этом году роль Главной Жрицы, так что ей требовалось уйти рано, чтобы все подготовить до начала действа. С милостивого разрешения Провы она в этот раз первой получила доступ к самцу и быстро покинула купальни, оставив на теле Сумрака новые укусы и царапины. Он уже догадывался, что причина одиночества самки заключается в ее неуемном желании еженощно грызть партнера, а теперь и вовсе все встало на свои места: Осень была неразрывно связана с Храмом, а большинство охотников преследовал суеверный страх перед служительницами культа. Сумрак, впрочем, был далек от всякого рода домыслов, его бы еще кусали пореже и понежнее, так он бы вообще не возражал…
Солнышко как самка среднего возраста не годилась ни в посвящающие, ни в посвящаемые, так что в празднике не участвовала, но отправилась с сестрой — помочь ей нарядиться и проводить ее. Проходя мимо получившего недолгий отдых самца, она озорно дернула его за гриву, пообещав очень скоро вернуться. Прорва, которой до церемонии оставалось чуть больше времени, между тем решила, что любовнику уже довольно прохлаждаться, и небрежно поманила его к себе.
И вот тут он совершил огромную ошибку, решив поменяться с Прорвой ролями и спариться с ней более естественным образом. Рассудив, что, если оставить все как есть, эта самка и дальше будет фактически насиловать его, Сумрак вознамерился поставить ее на место. Он быстро перешел в наступление, начав ласкать ее тело и проворно заходя ей за спину. Воспользовавшись расслабленным настроем и слегка усыпленной бдительностью самки, он ухитрился даже нагнуть ее, пристроиться сзади и прикусить за загривок, но предпринять дальнейших действий ему было не суждено…
Прорва выпрямилась, играючи стряхивая его с себя, а потом развернулась и ударила так, что он отлетел к одному из вертикально торчащих на берегу скалистых уступов.
— Лучше тебе быть послушным мальчиком, — прорычала она, резко выведенная из себя.
Угрожающе подойдя к неуверенно встающему на ноги самцу, Прорва схватила его за горло. Сумрак стоически выдержал данное издевательство. Конечно, он смог бы дать отпор, но ударить самку… Это было недопустимо, какой бы зверюгой она ни была. А как можно аккуратно, без применения силы высвободиться из столь железной хватки он попросту не представлял…
Одним непринужденным движением своего мощного корпуса, Прорва впечатала юнца в стену. Приблизив свои жвала к его лицу почти вплотную, она зарычала и медленно отпустив шею самца, приказала:
— Повернись!
Он непонимающе уставился на нее. Прорва зашипела и, схватив его за плечо, насильно развернула к себе спиной, после чего навалилась на самца, прижимая его грудью к скале. Упершись в холодную поверхность ладонями, он повернул голову и встретил ее бешеный взгляд. В этот момент ему реально стало страшно. Он понял, что сильно пожалеет, если двинется еще. Прорва обхватила его поперек туловища одной рукой, другая же скользнула вниз. Сумрак мгновенно понял, что эта извращенка снова собирается использовать вчерашний прием. Боги, за что? Зачем она это делает? Она ведь понимает, что не доставляет этим удовольствия партнеру, а лишь только причиняет боль… Если ей так не терпится, то зачем делать то, что не приблизит момент соития, а наоборот оттянет на неопределенный срок?
Но ощущение растущего напряжения внезапно прервало его отчаянные мысли. К великому стыду и немалому удивлению, Сумрак осознал, что на самом деле предвкушает это прикосновение самки. Голова совсем дурная, видать стала…
Прорва поддела его стремительно восстающий пенис большим пальцем — уже, правда, аккуратнее, чем вчера — и вывернула наружу. Самец ахнул. Его тело будто бы прошил электрический разряд. Чешуйчатые жесткие пальцы сомкнулись на нежном органе, сдавив его; одновременно другая рука самки резко нажала на низ живота. Сумрак разразился громоподобным рычанием, под его когтями закрошился песчаник, и к ногам почти сразу обильно потекло тягучее семя. Прорва сжала самца крепче и сделала несколько сильных массирующих движений, каждое из которых сопровождалось новым стоном и новым толчком золотисто-медовой жидкости. Не выдерживая такого напора, бедняга уткнулся лбом в стену и зажмурился, полностью отдаваясь воле неистовой самки. Наконец, почувствовав, что самец полностью иссяк, она отшвырнула его, как надоевшую игрушку. Сумрак обессилено сполз вниз. Прорва осталась возвышаться над ним. Как же она упивалась беспомощностью молодого любовника! Нет, похоже, ей не столько был нужен сам секс, сколько возможность распоряжаться неопытным самцом, вседозволенность в его отношении, его покорность. Создавалось впечатление, что Прорва затаила в своей душе лютую ненависть ко всему мужскому полу…
Самка, презрительно фыркнув, встряхнула влажной рукой, отвернулась и направилась к воде, грациозно войдя в купель. Сумрак остался сидеть, тяжело дыша и глядя в одну точку. Его пенис медленно ушел внутрь, уронив наземь последние капли спермы.
Солнышко, вернувшись к источникам, застала как раз самый конец экзекуции, но, похоже, сразу поняла, что произошло. Солнышко вообще казалась наиболее адекватной самкой из всех троих. Когда все закончилось, она приблизилась к самцу и села рядом. Сумрак сконфуженно отвернулся. Она видела не все, но более, чем достаточно; Прорва, разве что, только ноги о него не вытерла… Размазав его генетический материал по полу, вместо того, чтобы принять в себя, она уронила самооценку молодого самца ниже плинтуса.
От легкого прикосновения он невольно вздрогнул.
— Послушай совета: не перечь старшей сестрице, — утешительно поглаживая его по голове, проговорила младшая самка. — Все равно будет так, как хочет она.
Прорва вылезла из воды и прошествовала мимо, не удостоив провинившегося любовника даже взглядом, и ответив Солнышку на посланное вдогонку пожелание хорошо провести время аналогичным пожеланием с явным оскорбительным для самца подтекстом.
Когда она скрылась из виду, Солнышко, немедленно полезла на вжавшегося в стену Сумрака.
— Прошу тебя, дай мне минуту… — его взгляд стал почти умоляющим, но самка только заискивающе потерлась об него головой и поудобнее разместилась напротив, обхватив талию самца ногами.
— Мы пока можем просто поласкаться, — предложила она. — Отдыхай, сестры вернутся нескоро, так что остаток ночи ты только мой.
Последние слова Солнышко произнесла ему в самое ухо, зарывшись в гриву и нежно перебирая ее пальцами. И потом они правда были лишь вдвоем… Уже позабыв о пережитом унижении, Сумрак раз за разом брал ее то сзади, то стоя, то лицом к лицу. В своих безудержных порывах они оба словно бы перешли на какой-то иной уровень сознания, до бесконечности соединяясь, расходясь и опять соединяясь, теряя разум и безуспешно пытаясь насытиться друг другом. Под конец измученные, но довольные, они вместе соскользнули в теплую воду под молчаливо созерцавшими их страсть звездами…
Шли предрассветные часы. Сумрак добирался до лощины медленно, еле переставляя ноги, практически «на автопилоте». Мысли текли в голове сплошной чередой, рождая невнятные образы и перебирая отрывочные воспоминания. Самец возвращался, будто бы не с ложа любви, а с вышедшей из-под контроля вечеринки, разве что не шатаясь.
Сначала он был почти доволен… Окончание ночи, хоть и было утомительным, но больше в приятном смысле этого слова. Однако, по мере выветривания наступившей эйфории, унижение и боль, которым подвергла его Прорва, медленно, но верно начали вытеснять из сознания сладостные минуты, проведенные с Солнышком, пока в какой-то момент Сумрак вновь не почувствовал себя несправедливо наказанным подростком, безуспешно пытающимся понять, в чем его вина… Как тогда…