Он вышел из комнаты, чтобы поискать воды или другой какой-нибудь жидкости, чтобы плеснуть Кармен в лицо. Ничего лучшего ему просто не приходило в голову.
Он вернулся в прихожую, надеясь разыскать кухню или кладовую, и в дальнем конце обнаружил тяжёлую, обитую железом дверь, закрытую на засов, за которой, видимо, находился ледник или погреб.
— Это должно быть здесь, — проговорил он вслух, стараясь отвлечься от невыносимой боли.
Пройдя через прихожую, он отодвинул засов, медленно открыл дверь и вошёл внутрь, держа перед собой лампу.
Минуту, показавшуюся ему вечностью, он стоял, растерянно моргая, посреди просторной комнаты, не в силах понять, в каком кошмарном месте он волей случая оказался.
54
На бесчисленных полках, от пола до потолка покрывавших стены комнаты без окон, стояли батареи стеклянных банок и колб всевозможных форм и размеров. Но более всего Райли ужаснулся, когда увидел, что находится внутри. Человеческие головы, плававшие в желтоватой прозрачной жидкости, глядели на него мёртвыми глазами.
— О боже… — прошептал он, в ужасе отступая на шаг назад.
Одни головы принадлежали неграм, другие — европейцам, причём последних здесь было гораздо больше. Головы мужчин, женщин, детей… чисто и гладко срезанные. Некоторые — с открытыми ртами, застывшими в вечном безмолвном крике. Большинство с открытыми глазами, безмолвно и неотрывно глядевшими на него, словно о чём-то предостерегая.
В других сосудах, наполненных той же самой жидкостью, которая, насколько он помнил, называлась формалином, плавали головы горилл, мартышек и других более мелких животных, вроде крыс и летучих мышей. А в глубине комнаты скрывались в тени целые ряды таких же сосудов, внутри которых помещались животные, которых он не мог опознать, пока не присмотрелся повнимательнее. Оказалось, это никакие не животные. В желтоватом формалине плавали сердца, лёгкие, почки, мозги…
Его охватил такой ужас, что на миг Райли даже забыл о боли в пальце.
Жуткий музей, очевидно, и был пресловутой лабораторией Кляйна, а этажерка с книгами по медицине и колбы с химическими реактивами служили тому неопровержимыми доказательствами.
Довершал все это царство изуверства большой стол чёрного дерева, по углам которого до пола свисали толстые кожаные ремни и железные цепи.
Оставив керосиновую лампу на маленьком столике, на котором лежала аккуратная стопка тетрадей, Алекс подошёл к большому столу, необоримо влекомый отвратительными тайнами Кляйна. Ещё издали он ощутил вездесущий запах дезинфицирующего раствора, пропитавший древесину, а подойдя ближе, разглядел на столе несколько намертво въевшихся тёмных пятен, которые, видимо, не удалось вывести никакими средствами. Вне всяких сомнений, это была кровь.
Наверное, это было нечто среднее между операционным столом и средневековой пыточным ложем; судя по тому, что Алексу довелось увидеть на протяжении этой ночи, он не сомневался, что стол служил и тем, и другим. На стоявшем тут же металлическом подносе были аккуратно сложены стерилизованные инструменты: пилы, щипцы, ножи и скальпели.
Левую руку Райли пронзил новый приступ боли, заставив его вынырнуть из болота кошмаров наяву, он ещё сильнее встревожился, обнаружив, что рука начала неметь.
Ясно, что яд уже начал распространяться по телу, и не пройдёт и часа, когда паралич достигнет мозга или сердца, и тогда для него будет все кончено. И для Кармен тоже.
По всей видимости, они оба вскоре окажутся на этом столе, терзаемые скальпелем Кляйна, а их головы пополнят собой жуткую коллекцию, выставленную вдоль стен.
Внимание Алекса переключилось на поднос с пыточными инструментами; не задумываясь о том, что собирается сделать, он протянул руку и выбрал самый тяжёлый и острый нож.
Глядя на отблески пламени керосиновой лампы, дробящиеся на полированной столешнице, он обыскал все ящики стола и шкафа, пока не нашёл то, что искал: рулон бинта и бутылку спирта, который у него тут же возникло искушение выпить.
Тогда Алекс снова взял в руку нож и, дрожа то ли от яда, то ли от страха, положил безымянный палец левой руки на край стола. Он уже успел распухнуть и теперь напоминал сардельку.
Алекс понял, что палец он в любом случае уже потерял, и эта мысль придала ему мужества, заставив поднять нож на высоту собственного роста.
— К черту! — бросил он. — Так хотя бы остальные девять останутся при мне.
Он глубоко вздохнул, стиснул зубы и со всей силы ударил ножом по пальцу.
Что-то её разбудило.
Кармен не понимала, что происходит, но вдруг почувствовала, как разум пробирается сквозь густой туман небытия, постепенно выбираясь из него, словно выныривая из глубокого бассейна, наполненного патокой.
Она слегка приоткрыла глаза — лишь настолько, чтобы сквозь ресницы проник тёплый и мягкий свет зажжённой лампы.
Кармен по-прежнему чувствовала себя слишком одурманенной, чтобы ясно мыслить или хотя бы понять, где находится. Поэтому она лишь моргнула и неловко потёрла глаза, ещё не в силах полностью овладеть своим телом.
Глубоко вздохнув, она широко раскрыла глаза, и вдруг увидела склонившийся над ней ужасный тёмный силуэт.
Не понимая, что делает, она заорала во всю глотку и со всей силы ударила кулаком по склонившейся над ней физиономии.
— Черт! — выругался Райли, хватаясь за челюсть. — Ты что творишь?
Изумлению Кармен не было предела, когда она услышала так хорошо знакомый голос.
— Алекс? — удивлённо спросила она. — Это ты?
— Нет, Хэмфри Богарт, — ответил он. — Почему ты меня ударила?
— А зачем ты вымазал лицо чёрной краской?
Капитан «Пингаррона» совсем забыл, что все ещё вымазан чёрной глиной с ног до головы.
— Ах, это! — пробормотал он. — Это долгая история. Как ты себя чувствуешь?
Кармен быстро приходила в себя.
— Немножко хочется спать, — призналась она, — но в остальном, думаю, вполне… — она замолчала на полуслове, увидев левую руку Райли, перевязанную окровавленным бинтом. — Что случилось? — обеспокоенно спросила она. — Ты ранен?
— Это сделал я сам, — вздохнул Алекс. — Но теперь мне уже лучше.
— Но… как это случилось? — настаивала Кармен, не на шутку встревоженная таким количеством крови.
— Потом! — отрезал Райли. — Сейчас нам надо уходить.
— Уходить? — растерялась она. — Куда? Где мы? — добавила она, оглядевшись.
Алекс хотел сказать, что расскажет потом, но в конце концов решил, что перед уходом будет лучше вкратце объяснить происходящее.