— Мы в доме Кляйна, — объяснил он. — На пароход напали дикари, они похитили тебя и принесли сюда. Мы с Джеком и Хадженсом успели выпрыгнуть за борт и теперь пытаемся выбраться из этого ада.
Кармен села на кровати и растерянно уставилась на него.
— Кляйна? — спросила она.
— Да, — подтвердил Алекс. — Сукин сын даже ещё более безумен, чем мы думали.
Кармен попыталась встать, но у неё закружилась голова, и ей пришлось снова сесть.
— Позволь мне тебе помочь, — сказал Райли. — Твоё головокружение вызвано хлороформом, которым усыпил тебя Кляйн. Мне пришлось даже ударить тебя, чтобы разбу… — он замолчал на полуслове, обнаружив, что рассказал больше, чем собирался.
— Хлороформ, говоришь? — недоверчиво спросила она, проведя ладонью по щеке. — И ты меня ударил?
— Я… — он беспомощно пожал плечами. — У меня не было другого выхода.
Кармен смерила его долгим взглядом.
— Хорошо, — сказала она наконец, протягивая ему руку. — Помоги мне встать.
Райли обнял её за плечи здоровой рукой и помог подняться.
Лишь теперь Кармен заметила, что одета в чужое платье.
— Это ты меня переодел? — удивлённо спросила она у Райли.
Тот покачал головой.
— Нет, должно быть, Кляйн, — ответил он, предпочитая на уточнять, что Кармен одета в платье женщины с фотографии.
Кармен опустила глаза и сунула палец за вырез платья, обнаружив, что на ней нет нижнего белья.
— Ну вообще… — проворчала она, поморщившись.
— Пойдём, — Алекс с силой рванул её на себя, почти подняв на воздух. — Мы должны уйти отсюда раньше, чем он вернётся.
Кармен сделала несколько шагов и споткнулась. Она бы просто упала, если бы Райли её не поддержал.
— Возьми лампу, — велел он, указывая на неё замотанной окровавленными бинтами рукой.
Посмотрев в лицо Алекса, она заметила, что его глаза воспалились и покраснели.
— Ты ужасно выглядишь, — сказала она, не глядя на него, когда они шли через прихожую, опираясь друг на друга, словно двое пьяных перед рассветом, бредущих домой из кабака.
— У меня был тяжёлый день, — вздохнул Райли и, поморщившись, добавил: — Да и этот грим тоже не добавляет мне красоты.
— Да уж, — с облегчением кивнула она, немного успокоенная шуткой.
С каждым шагом Кармен чувствовала себя все бодрее, голова у неё кружилась все меньше; но втем не менее, когда они вышли из гостиной, она не сразу сообразила, почему Алекс попросил её посидеть в прихожей и подождать.
— А я думала, нам надо спешить, — напомнила она.
— Да, конечно, — ответил он, отдирая от занавески длинную полосу и поджигая её в пламени лампы. — Но прежде чем мы уйдём, я должен кое-что сделать.
— И что же?
— Мне нужно на минутку вернуться, — ответил Райли.
Кармен ждала его, сидя возле безжизненного тела одного из похитивших её туземцев. Голова уже почти не кружилась; стиснув челюсти, она с такой силой пнула неподвижное тело, что у неё заболела нога.
В этот миг из дальнего конца коридора, где скрылся Алекс, до неё донёсся безошибочно узнаваемый звук бьющегося стекла.
Секунду спустя она увидела вспышку света, вслед за которой раздался взрыв — за миг до того, как в прихожей вновь появился Райли, его чёткий силуэт выделялся на фоне пожара у него за спиной.
— Ну, что, готово? — спросила Кармен.
— Готово.
Алекс повесил на плечо «Мартини-Генри» и помог Кармен встать, хотя на этот раз в этом почти не было необходимости. Кармен в последний миг оглянулась и увидела, как в дальнем конце коридора разгорается пламя пожара, а потом поспешила в сторону двери, которую Алекс как раз открывал.
Но едва она вышла на крыльцо, как сердце застыло у неё в груди.
Она почувствовала, как силы снова её покидают, и ухватилась за плечо Алекса, чтобы не упасть.
55
Выстроившись широким полукругом, перед домом стояли более пятидесяти воинов мангбету, держа наперевес копья и зажжённые факелы. Их тела с ног до головы были вымазаны серо-белым пеплом, каким подёргиваются на рассвете догоревшие угли костра, а рты и глаза обведены тёмной краской. Райли не сомневался, что это не что иное, как засохшая кровь. Они выглядели странно и грозно, и в свете охватившего деревню пожара казались армией жутких привидений. Неудивительно, что немногие выжившие свидетели их зверств принимали их за призраков или кровожадных духов.
В центре этого полукруга, уперев руки в бока и не обращая внимания на мелкий дождь, что как раз начал накрапывать, заставляя шипеть горящие факелы, стоял Ганс Кляйн — на его подбородке ещё не засохла кровь несчастного Верховена. На его лице застыло выражение искреннего разочарования, какое бывает у мужа, заставшего жену в объятиях любовника.
На бесконечный миг в воздухе повисла мёртвая тишина. В словах не было нужды: все и так было ясно.
Алекс чувствовал, как спину ему опаляет жар разгоравшегося позади пламени. Кляйн, казалось, уже смирился, словно признавая, что за совершенные ошибки нужно платить.
Райли сжал руку Кармен, чтобы хоть немного её приободрить.
— Это моя вина… — устало произнёс Кляйн, в то время как капли дождя барабанили по его лицу. — Во всем виноват я один, — повторил он, указывая на догоравшую у него за спиной деревню. — Я не смог их вовремя остановить, позволил добраться сюда — и вот результат.
Последние слова Кляйна повисли в воздухе. Опустив голову, он провёл ладонью по лысому черепу; этот жест казался одновременно вдумчивым и усталым, словно человек столкнулся с непосильной задачей, которую несмотря ни на что должен выполнить.
Потрясённые Райли и Кармен по-прежнему молчали.
— Вы, — Кляйн указал на Кармен. — Вы знаете, что я спас вам жизнь? Мангбету — народ искренний и благородный… однако, если бы я не вмешался, все могло бы кончиться для вас… — он покачал головой. — А впрочем, некоторых подробностей вам лучше не знать, — он огорчённо цокнул языком. — Мне жаль. Мне действительно очень жаль.
Кармен высокомерно подняла бровь и посмотрела на него с таким презрением, как умеют только женщины.
— Вы просто чудовище, — сурово заявил Райли. — Все, что вы нам рассказали за ужином, пытаясь оправдать свои поступки — все это… просто вздор! Вздор и полная ложь! Когда я увидел сегодня ночью, что вы сделали с Верховеном… — он встряхнул головой, словно все ещё не веря, что подобное вообще возможно.
Кляйн поднёс руку к губам, на которых ещё не засохла кровь бура, отчего проступившая на них самодовольная ухмылка казалась ещё отвратительнее.