Всякий раз, когда неумело перевязанная культя касалась весла или борта лодки, ему приходилось прикусывать губу, чтобы сдержать крик от мучительной боли, который мог их выдать. Хотя мангбету наверняка были где-то поблизости, пока реку укрывала ночная мгла, дикари не могли точно определить, где они. Но очень скоро они лишатся этого преимущества, и тогда их моментально переловят как кроликов.
Отведя наконец взгляд от неба, Райли понял, что сидевшая перед ним Кармен посмотрела в ту же сторону и тоже пришла к такому же выводу. Затем она повернулась к нему, на миг перестав грести.
— Светает, — с тревогой произнесла она, не сказав больше ни слова: и так было ясно, что она имеет в виду.
— Знаю, — ответил Райли. — Я тоже об этом думаю.
Должно быть, Кармен увидела тень сомнения в глазах Райли, а возможно, и сама понимала, что у этой задачи нет решения, а потому лишь отвернулась и вновь принялась грести с удвоенным рвением. Она знала по личному опыту — происходящее в кино или на страницах романов в реальной жизни оказывается безвыходными тупиками, и если кто-то сорвётся в пропасть, то просто упадёт на дно, и никакая ветка, которая могла бы его неожиданно спасти, ему не подвернётся.
Голова Алекса раскалывалась от боли, мешая думать. Тем не менее, его ум продолжал упрямо искать выход, цепляясь за любую идею, сколь бы абсурдной она ни была.
Он мог только грести. Грести как можно быстрее и как можно дольше. Уйти как можно дальше от мангбету по реке, петляющей среди непроницаемых джунглей, таких высоких, что, казалось, река течёт между скал. Они чувствовали себя мышами, оказавшимися в лабиринте без выхода, вынужденными спасаться от целой орды голодных кошек.
Наконец, когда они миновали последний поворот, вдали послышался поистине нечеловеческий вопль. За ним последовал другой, потом — ещё и ещё, и в конце концов истошные крики слились в жуткий рыдающий хор, ничего подобного Райли не слышал никогда в жизни. Затем плач оборвался, сменившись диким рёвом, взывающим к мести.
Несомненно, это дикари нашли Кляйна.
Теперь Райли больше не требовалось понукать своих спутников быстрее грести.
Кармен и Мутомбо, обернувшись в сторону криков, замолотили вёслами по воде с такой силой, словно пытались сбить из неё масло.
Все трое были совершенно измучены, но при этом понимали, что с каждым ударом весел отвоёвывают для себя ещё один миг жизни, за которую боролись изо всех сил.
— Вперёд! — снова взревел Райли, изо всех сил налегая на весла. — Вперёд! Не останавливайтесь!
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался; казалось, даже он оцепенел от ужаса от воплей мангбету. В лучах рассвета тучи рассеялись, оставив лишь небольшие облака цвета индиго.
Этот участок реки был на редкость прямой и широкий; расстояние между двумя берегами здесь составляло более сотни метров. Это означало, что течение, которое на предыдущем участке было весьма быстрым и мощным, здесь становилось намного ленивее, прибавляя к усилиям гребцов от силы узел-другой скорости. Так что весьма вероятно, сама река здесь подложила свинью троим измученным беглецам, которым теперь придётся грести куда как с большей силой, чем их могучим преследователям.
В очередной раз оглянувшись, Райли различил далеко позади крошечные силуэты по меньшей мере десятка каноэ с несколькими гребцами в каждом; лодки стремительно приближались.
— Ч-черт! — выругался он.
— Что случи… — обернувшись, спросила Кармен.
— Яве! — воскликнул Мутомбо.
Ликующие вопли дикарей возвестили о том, что их отделяет от преследователей не более пятисот метров.
Мангбету их тоже увидели.
— Налегай! — прорычал Райли, с мучительным усилием налегая на весла. — Не останавливайтесь!
Вновь оглянувшись, он увидел, что с тех пор как мангбету их увидели, расстояние между ними сократилось более чем на четверть.
Через три минуты дикари их настигнут.
«У нас осталось всего три минуты», — сказал он себе, в отчаянии озираясь.
— На тот берег! — воскликнул он, махнув влево перевязанной рукой. — Скорее туда!
Это была совершенно бессмысленная идея, и он прекрасно это знал. И Кармен с Мутомбо тоже знали. Но никто не сказал ни слова.
Даже если они доберутся до берега прежде, чем дикари их настигнут, на суше их будет так же легко поймать, как и на воде, а возможно, даже легче. Так что, выбираясь на берег, они попадали из огня да в полымя, но в этот момент несколько лишних минут жизни казались целыми столетиями.
Задыхаясь от усилий, Алекс почувствовал, как у него начинает кружиться голова, и всерьёз испугался, что потеряет сознание прежде, чем они доберутся до берега.
Он решил, что как только они высадятся на берег, он прикажет Мутомбо хватать Кармен и бежать вместе с ней, а сам встретит врагов лицом к лицу, вооружившись копьём, что сейчас лежало на дне каноэ. Даже если удастся задержать их лишь на пару минут, эти минуты вполне могут стать границей между жизнью и смертью.
Для себя Райли уже не видел никакой надежды. Он чувствовал, как с каждой минутой змеиный яд все больше распространяется по каждой жилке его тела, растекаясь по конечностям горячей лавой.
Он с силой встряхнул головой, чтобы прогнать наваждение, и тут увидел впереди маленький пляж, со всех сторон окружённый корнями, погружёнными в воду.
— Сюда! — приказал он. — Живо сюда!
Он вновь обернулся: расстояние сократилось до двухсот метров.
Две минуты.
— Нзамбе нгаи… — вдруг с недоверием в голосе произнёс Мутомбо, на миг перестав грести.
— Какого хрена ты вытворяешь? — рявкнул Райли. — Греби, чтоб тебя!
Но конголезец не обратил внимания на слова капитана; лишь поднял руку, указывая вперёд.
— О боже… — воскликнула Кармен, тоже перестав грести.
Райли подумал, что у него начались галлюцинации — эти двое никак не могут делать подобных глупостей. Все вокруг закружилось бешеным хороводом; яд поднимался все выше, и Алексу показалось, что окружающий мир тонет и меркнет словно в пьяном угаре.
Смотри, Алекс! — воскликнула Кармен, и в голосе её зазвучала надежда, совершенно немыслимая всего лишь минуту назад. С удвоенной силой продолжая грести, она указывала в том же направлении, что и Мутомбо.
Алекс тоже посмотрел в ту сторону, хоть ему и пришлось скосить глаза, чтобы хоть что-то разглядеть.
— Белый дым! — воскликнула Кармен, подтверждая, что ему это не мерещится. — Это же «Король буров»! Наш пароход!