Алекс поднёс к глазам бинокль и посмотрел в указанном направлении.
— На какой глубине?
— Трудно сказать точно, но очень близко к поверхности. Возможно, на перископной глубине.
По рубке прошёл беспокойный ропот.
— Это плохо? — шёпотом спросила Кармен, наклоняясь к уху Жюли.
Француженка встревоженно кивнула.
— Именно на этой глубине субмарины атакуют корабли, — ответила она тем же тоном.
Все сгрудились возле иллюминаторов, с тревогой высматривая на горизонте признаки подводной лодки.
— Всем посторонним — немедленно покинуть рубку! — приказал Райли, целая толпа народа ему явно мешала.
Как и следовало ожидать, никто не обратил внимания на его слова.
Капитан «Пингаррона» цокнул языком и проворчал что-то насчёт вконец распустившейся команды, которой уже и капитанское слово не указ, но все же решил оставить их в покое и сосредоточиться на маячившей поблизости угрозе, пусть невидимой, но не ставшей от этого менее опасной.
И тогда Сесар решился озвучить единственный, мучивший всех вопрос:
— Что будем делать, капитан?
Не отрывая глаз от поверхности океана, Алекс ответил:
— Ничего.
Все взгляды мгновенно обратились на него.
— Ничего? — возмущённо переспросил Хадженс.
— Ничего такого, что может привлечь внимание субмарины.
— Ничего такого, что может привлечь внимание субмарины? — повторил коммандер, еле сдерживая гнев.
— Вы собираетесь повторять за мной каждое слово, коммандер? — осведомился Алекс, повернувшись к нему.
— Прямо по курсу — субмарина, наверняка немецкая, которая только и ждёт, пока мы её обгоним, чтобы выпустить в нас торпеду, — повысил голос тот, — и вы предлагаете ничего не делать?
Райли встал перед ним во весь рост, не сводя с него крайне недружелюбного взгляда.
— Вы сомневаетесь в моей компетентности?
Хадженс, однако, нисколько не смутился. При его огромном росте он был на двадцать сантиметров выше и почти вдвое шире капитана.
— Я сомневаюсь лишь в том, что это правильное решение.
Райли вздрогнул, но все же подошёл к нему и, глядя прямо в глаза, решительно произнёс:
— Это моё судно. И моя команда. И приказы отдаю здесь я. А если вы не согласны, прошу немедленно покинуть рубку.
Хадженс огляделся в поисках поддержки, но ему хватило одного взгляда, чтобы понять, на чьей стороне симпатии окружающих. На лицах членов команды читалась слепая вера в капитана.
Коммандер опустил голову.
— Прошу прощения, капитан, — с видимой беззаботностью произнёс он. — Жду ваших указаний.
На миг Алекс подумал, не стоит ли и впрямь отправить Хадженса в каюту.
— Извинения приняты, — ответил он ледяным тоном. — Наблюдайте за сонаром и сообщайте положение субмарины и расстояние до неё. Жюли, — повернулся он к рулевой, — стой у штурвала и держи курс и скорость. Сесар, ступай в машинное отделение и будь готов в любую минуту добавить мощности.
— Бегу, — ответил португалец, бросаясь вниз по трапу.
— Кармен и Марко, — продолжал он, — принесите сюда воду и мешки с едой и сложите их в шлюпку. Постарайтесь, чтобы вас не увидели с подлодки. Чтобы шлюпку в любую минуту можно было спустить на воду.
Те молча кивнули и, не теряя ни минуты, бросились на корму.
— Джек! — окликнул он галисийца, который как раз вышел на мостик и теперь осматривал в бинокль горизонт.
— Что? — обернулся тот.
В развевающемся на ветру плаще и с тюрбаном на голове он был похож на шейха — одного из тех арабских торговцев, которые до сих пор плавают на дау из Аравии на Занзибар за пряностями.
Возможно, если его увидят с подводной лодки, это будет не так уж плохо, — подумал Райли, представив, как будет сбит с толку немецкий капитан.
— Ничего, — ответил он наконец. — Ты что-нибудь видишь?
Старший помощник «Пингаррона» обеспокоенно покачал головой.
— Местонахождение и расстояние? — спросил он у Хадженса.
— Азимут — пятьдесят, три четверти мили, — ответил тот.
Тут в рубку вернулся Джек.
— Она по-прежнему под водой, — сообщил он.
— Мы идём под испанским флагом, — напомнила Жюли. — Но вот поможет ли нам то, что мы представляем нейтральное государство?
— Любой флаг — не более чем разноцветная тряпка, Жюли, — ответил Алекс, по-прежнему глядя в бинокль. — Несомненно, они сейчас раздумывают, стоит ли тратить целую торпеду и обнаруживать своё присутствие лишь для того, чтобы поразить столь незначительную мишень.
— Как ты думаешь, мне стоит подняться на крышу, чтобы оттуда их… — Джек обрисовал в воздухе контуры пушки.
— Погоди, пока ещё рано.
— Разрешите обратиться, капитан, — вмешался Хадженс.
Райли убрал от лица бинокль.
— Говорите, коммандер.
— Если мы на полной скорости пойдём прямо на них, они не смогут точно направить торпеды и, видимо, будут вынуждены уйти под воду. Мы застанем их врасплох.
— Возможно, — ответил Алекс, оглядываясь вокруг.
Хадженс немного подождал, пока до него не дошло, что больше ничего Райли не скажет.
— Но вы не собираетесь этого делать…
— Нет, — подтвердил Алекс.
— Можно… можно узнать, почему?
Райли безнадёжно цокнул языком, словно утомлённый отец, уставший в сотый раз отвечать неуёмному чаду на один и тот же вопрос.
— Ну хорошо, — вздохнул он. — Допустим, мы попрём на субмарину, как бык на матадора; допустим, ни одна торпеда в нас не попадёт. Дальше что? Они тут же развернутся и пустятся за нами в погоню.
— Но «Пингаррон» идёт быстрее субмарины. Мы скоро оставим их далеко позади.
— Разумеется, но я не хочу, чтобы немецкая субмарина преследовала нас по пятам. — Повернувшись к Джеку и Жюли, он спросил: — Думаю, нам бы не хотелось вновь пережить эти ощущения, так ведь?
— Я не согласен, капитан. Полагаю, это было бы серьёзной ошибкой.
— У меня на этот счёт иное мнение.
— Но… — снова запротестовал Хадженс.
— Никаких «но»! — нетерпеливо бросил Райли. — Я не намерен без необходимости рисковать жизнью людей. Так что вопрос исчерпан. И чтобы я больше этого не слышал.
Коммандер прикусил язык и вновь сосредоточился на зелёной линии на экране сонара, которая с каждой секундой поднималась все выше.
— Азимут — шестьдесят. Восемьсот ярдов.
— Если они и впрямь собираются в нас стрелять, то должны сделать это прямо сейчас, — натянутым как струна голосом произнёс Джек.
Все четверо уставились в одну точку, ожидая увидеть гирлянду пузырьков, повторяющих траекторию движения торпеды.
Рубку охватила гнетущая тишина, нарушаемая лишь ровным мурлыканьем двигателей.