Он повернулся к нише за кухонной дверью, куда поставил свои костыли. Один из них упал на кипу старых газет. Он наклонился вперед, чтобы поднять его, и увидел лицо Элвиса Пресли — снимок был сделан незадолго до его смерти, сделан крупным планом. Можно было рассмотреть капли пота на шее, тени под глазами и каждый волос на голове; голова освещалась сзади сценическими софитами, и это придавало волосам странный, бесцветно-серый вид.
На лестничной площадке было темно. Коридор пропах моющими средствами. Резиновые колпачки костылей прочно цеплялись за черные плиты каменного пола; при ходьбе, когда старик отрывал костыли от пола, всякий раз раздавался чавкающий звук. Старик нащупал выключатель. Спиной он чувствовал поток воздуха из открытого окна своей квартиры. Потом окно захлопнулось, а следом за ним и дверь, а после этого, практически одновременно, что-то стукнуло внизу — в чреве дома закрылась подвальная дверь. Он прислонился к стене и потерся головой о прохладную поверхность. Потом ему в голову пришла одна мысль. Он ощупал в переднем кармане брюк связку ключей, но не успел оторвать от нее руку, когда понял вдруг, что нужный ключ у него, он висел на крючке над плитой, и, как всегда, выходя с кухни, он привычным движением снял ключ с крючка. В последнее время он привык мелочно следить за ключами, документами, незадернутыми занавесками и смятыми скатертями, и сейчас, когда он, затаив дыхание и немного сбитый с толку, стоял возле стены, ему внезапно подумалось, что одновременно с этим прорывом из квартиры он вырвался и из привычного круга своего бытия, словно сошел с застывшей картины. Будучи еще молодым человеком, он всегда отличался рассеянностью и забывчивостью, это он знал доподлинно, но вспоминал об этом лишь изредка.
Аварийный пожарный выход находился в непосредственной близости от лестничной площадки. Старик сделал пару шагов к перилам, прислонил к ним костыли и достал ключ. Свет на площадке отражался от лакированной двери, ослеплял. Дверь была выкрашена в белый цвет — вся, вплоть до ручки и пластиковой заслонки, прикрывавшей замок. Заслонка не поддавалась, намертво приклеенная к двери засохшей краской. Краем бородки ключа он отскоблил и отодрал белый лак.
Ключ подошел. Старик толчком отворил створку двери и отпрянул назад — из-за двери повеяло неприятным удушающим теплом. Он закашлял и, когда приступ кашля толкнул его вперед, едва не споткнулся о железный порог, разделявший два коридора. Он тихо выругался и ухватился за косяки, постоял немного, а потом вошел в коридор гостиницы.
Узкий и тесный проход насквозь пропах никотином. С одной стороны коридора шли двери в комнаты постояльцев, напротив тянулся карниз, прикрывавший батареи отопления; на карнизе стояли винные бокалы и пивные кружки и валялись рекламные листовки какой-то туристической фирмы. Старик никак не мог припомнить, когда был здесь последний раз. Он еще раз ненадолго остановился. В конце коридора начиналась ведущая вниз лестница. Добравшись до нее, он опять остановился. Для ходьбы по лестницам он не нуждался в костылях, но ему придется связать костыли матерчатой лямкой на ручке одного из них и повесить себе на плечи. Потом, подумал старик, он крепко ухватится за перила обеими руками и, медленно переставляя ноги со ступеньки на ступеньку, потащится вниз. Но в этот миг ему вдруг стало ясно, что стук и тряска прекратились, и какое-то время он, как будто оглушенный осознанием этого факта, стоял в нерешительности, не зная, в какую сторону ему теперь идти. Он зевнул, внутри у него что-то надломилось. Он снова начал мерзнуть. В доме кто-то спустил воду в унитазе, вдали раздался визг автомобильных шин.
«Мне надо лечь, — подумал старик, — а не шляться здесь по ночам, я просто упрямый старый дурак, как же я устал. Может быть, хоть сегодня я смогу нормально уснуть».
Прошло целое мгновение, прежде чем старик увидел незнакомца. Старик стоял на второй ступеньке, растерянный и злой на самого себя, и смотрел вниз, туда, где конец лестницы исчезал в темноте маленького вестибюля. Через дверь была видна пара светлых пятен от проникавшего внутрь уличного освещения. У стены стояли швабра, рядом с ней оцинкованное ведро. На него когда-то была наброшена тряпка, которая, высохнув, застыла в таком положении. Кто-то сорвал ее с места, и теперь тряпка валялась на резиновом коврике, бессмысленно повторяя форму горловины ведра.
Старик видел носки двух ботинок и затянутые в серую фланель колени, только немного погодя он разглядел всего человека — тот сидел возле стены с подобранными ногами. Человек либо спал, либо находился в беспамятстве.