— Удачи. И жаль, что не смогу быть с тобой.
— Ха, подозреваю, это не последняя наша кампания. Пока ты эту неделю болел, я кое-что придумал. Есть идея насчет присоединения станций Рейха. Это были бы огромные возможности!.. Ладно, позже обсудим ее в деталях. Я должен идти, люди ждут, — Август взглянул на часы, а потом на дверь, из-за которой доносился невнятный шум. — И надеюсь, что мы сегодня уже будем ночевать на Красной Пресне!
После его ухода Степан решил попытаться соединить детали прошедших дней вместе и придать им хоть какой-то порядок.
— Эй, тебя как зовут? — обратился он к парню, который уже второй раз разбирал-собирал свой автомат, словно тренируясь делать это на скорость. Он был одет, как и все в отряде, в новый камуфляж.
— Петр я.
— Где это мы? — спросил Степан и, увидя в глазах недоумение, пояснил. — Комната эта где находится?
— А-а-а… Примерно километр с небольшим от Пресни. Ближе к Киевской.
— А сколько людей с Августом пошли?
— Человек пятьдесят, думаю…
— Что? — Степан даже рот открыл, услышав такую несообразно огромную цифру. — Откуда же столько набралось?
— Да с разных мест, Степан Ильич. Я, например, с Китай-города, был в Полисе, когда мне шепнули, что тут для жаркого дельца людей нанимают. И, как говорит ваш сын, легион еще будет пополнен! Давно я такого случая ждал.
— Но такая толпа народа… Что же, никто не заметил?
— Да ведь мы всей толпой только тут и собрались. Здесь еще три подсобки рядом. Тесновато, конечно, было, но на несколько дней — терпимо. А на Киевскую по двое-трое ходили.
— Понятно. И что собираются делать? Или ты не знаешь?
— Слышал, что по какой-то старагеме, — наморщил нос парень. — Или как-то похоже звучит, я не запомнил. Это, типа, планирования означает. В общем, они будут станцию в клещи брать. То есть из туннеля с Белорусской устроят пальбу, а с нашей стороны основные силы ударят в спину защитничкам.
«Ага, шестая стратагемма… Поднять шум на востоке — напасть на западе, — автоматически отметил Степан. — Так, стало быть, склад есть. Есть! И Дружинин в этом убедится на собственной шкуре!»
— А кто командует группой с белорусского направления?
— Не знаю, какой-то мужик со Смоленской. Говорят, самого Мельника ученик… Он десять наших ребят поверху повел, чтоб, значит, Пресню с обеих сторон взять. Ох, и натерпелись мы тут, пока ждали — дошли или нет… Вроде, всего двоих потеряли.
«О как! С самой Смоленской человек… Сколько же я успел за эту неделю пропустить всего. Парень мой развернулся, как стальная пружина!»
Через несколько часов ввалился первый боец с запиской от Августа. Четко выписанные буквы выстраивались в слова:
«Отец, он попался! А.»
Эти строчки придавили Степана тяжестью предчувствия, несоразмерного их простому содержанию. По молчаливому уговору, за все эти годы они с Августом никогда не говорили впрямую о том дне, в который им довелось встретиться. Степану было невыносимо мучительно вспоминать про девочку, и он был бы рад все забыть, но, к сожалению, особенность его памяти с готовностью выдавала детальный снимок любой сцены, когда-либо прошедшей перед его глазами. И, хотя случай представлялся много раз, он всегда избегал посещать туннель, ведший от Баррикадной к Пушкинской. Для успокоения совести объяснял это тем, что фашисты продолжали удерживать узел из трех станций, а связываться с этой мразотой без крайней необходимости не хотелось. По крайней мере, эта причина лежала на поверхности. Но на самом деле вход туда был словно запечатан ужасом страданий.
Чтобы отвлечься от мрачных тревожащих размышлений, диггер стал прислушиваться к разговору трех бойцов.
— Короче, парни, патронов у нас хоть захлебнись, поэтому можно подготовить специальную снарягу. Открою вам один секрет. Пули эти меня надоумил еще мой дед делать. Он их так смешно называл: «дум-дум»! — говорил Петр. — Вот, глядите, тут и тут делаем пропилы. Главное не перестарайтесь, а то вообще патрон *censored*ите. Ага, вот так… Для здоровых тварей, да с близкого расстояния, это самое милое дело, бьет наповал! Чес-слово, из «стечкина» или «Пернача» лучше, чем из «калаша» будет! Не раз уже проверено. И рикошета не бывает.
— Как так, без рикошета? — спросил солдат, у которого на руке была татуировка в виде браслета из колючей проволоки.
— А вот так! Она при ударе хоть в стенку, хоть в шкуру мутантскую, хоть в иную тварь, раскрывается, как ладонь. И, если б ты видел, какие дыры такая пулечка в башке делает, о-о-о! — Петр явно наслаждался вниманием. — Дед говорил, что в прежние времена, не боясь, один на медведя ходил. Слыхали, кто это?