Лана осторожно погладила раздавшийся живот и улыбнулась воспоминаниям о том, как часто его касались полные любви и трепета поцелуи. Как ласково и долго Яр мог оглаживать ее со всех боков, прежде чем с бескрайней нежностью утолить их, одинаково сильное, желание.
И опять тянущая боль вырвала ее из сладких грез. Пытаясь облегчить свое состояние, она поднялась, но не успела сделать и шага, как по ногам хлынул теплый поток.
Нет, не было у нее испуга. Но в стократной мере отразился он в золотых глазах, когда вернувшийся Яр увидел, что схватившись за живот, она стоит у лавки и что есть сил сжимает колени.
- Любимый, началось вроде...
Кровь отхлынула от его лица, уступая место мертвенной бледности.
- Но ведь седмица еще, знахарки..., - но, оборвав самого себя, муж бросился к ней. Осторожно вывел в предбанник и, укутав в простыни, усадил на лавку. А после, едва вскочив в штаны, бросился приказывать слугам искать Дарину со Всеведой. И пока не пришли женщины, крепко сжимал ее руки и шептал, не то для себя не то для нее, что все хорошо будет.
***
Она избегала смотреть на него. Сжималась всякий раз, как он приближался. Ждала боли. И она приходила. Жутко и до мерзкой горечи больно было видеть алые капли на бледной коже, темные отметины синяков и отвратительные ссадины. Его трясло от вида отощавшей, изможденной работой и страхом фигуры, с измученным взглядом и всклоченными, ломкими прядями растрепавшихся волос. И эта сорочка, разодранная до груди и с окровавленным подолом. От осознания что он сотворил мутился рассудок. Ненависть к самому себе жадно обгладывала сердце, и он хотел пасть на колени, денно и ночно молить хотя бы о крохотном намеке на возможность прощения. Страстно желал целовать тонкие, как сухие веточки пальцы, но вместо этого творил новое зло.
За спиной клубилась, наступала тьма. Лилась в уши ядовитым шепотом, опутывала сердце и душу черными нитями, являя новые жуткие до испарины образы. Окровавленное лицо Честа с выжженными глазами и вырванным языком. Безумный, дикий взгляд Беригора, в котором не было и проблеска былого тепла. Только синяя стынь острой, как лезвие, ненависти. И всепоглощающее желание крови. Полный кубок расплавленного серебра, темного от злых чар. И обжигающая боль, когда выплеснулся он прямиком на лицо, оставляя уродливую метку. Бескрайним, как небо и море, было его желание мстить. И он мстил. Безвинной, слабой девушке, что по случайности попала в его руки. Мстил и сам ненавидел себя за это. Но телом словно управлял злой дух. Навязывал свою волю, алой пленой застилал глаза.
Зверь заходился воем от беспомощности. Сдохнуть был готов, только бы его остановить! Яр мечтал об этом. Терял разум от рвущих в разные стороны желаний и вновь обрушить на княжну гнев и в то же мгновение обласкать, утешить несчастную девушку. Но спасение пришло все же. Пролилось исполненными мукой слезами. Разъедающей солью истончило, ослабило черные путы ненависти, позволяя без жалости порвать их и сбросить прочь.
Но как бы он не желал, деяний прошлого изменить невозможно. Все, что оставалось - изо всех сил пытаться вернуть блеск любимым глазам. Втихомолку сгорать от беспощадного желания от зари и до зари нежить, любить свою ненаглядную, радовать ласками и волчьей страстью. Но на деле сметь позволить себе лишь осторожную заботу. Точно выверять каждое сказанное слово, чтобы потихоньку, шаг за шагом добиться прощения за то, что натворил прежде.
И бескрайней милостью светлых Богов был дарован ему второй шанс! Другие воспоминания овладели разумом и он видел такую желанную улыбку на нежных губах. Округлившиеся, порозовевшие щечки и томный, полный восхищения взгляд из-под темных ресниц. Задыхался от восторга, чувствуя стройное, изгибающееся навстречу ему тело. Обнаженное и прекрасное в свете полной луны. Светлым росчерком мелькнула брачная лента, соединяя их руки и судьбы. Заветной тропкой повела к долгожданному счастью.
Отступившая тьма бесилась, пыталась вновь получить в свои когти ускользнувшую добычу. И почти смогла. Руками Лучезара на волос лишь не дотянулась к исполнению злых желаний. Пленила Ратимира, потянула жадные пальцы к его княжне. Однако вновь, незаметно, но свет нашел лазейку. Достались Моране на трапезу совсем другие жизни, среди которых был и обезумевший Беригор. И только лишь голова князя отделилась от шеи, как с громким воем и проклятьями лопнула подступающая со всех сторон тьма. Черными змеями уползла прочь, освобождая от своего присутствия княжий терем, а вместе с ним и людские судьбы. И две долгожданные жизни - сын и дочь, появились на свет в добрый час. Как и другие их дети.