Не долго дичилась неискушенная дева его умелому обхождению. Попалась в расставленные сети и сама пленницей чувств сделалась. Однако не могло быть полным их счастье без звонкого детского смеха и топота маленьких ног. Всей душой желали они ребенка, но у Саида уже был сын. Других же мальчиков по древнему закону полагалось умертвить во младенчестве. Хвала Аллаху лишь дочерей потом приносили ему наложницы. Не ошибались звездочеты, подсказывающие время, когда и с кем можно зачать дитя женского пола. Однако Лале доверить им Саид не мог. Тонкий голос чутья подсказывал, что не может длиться счастье так безоблачно и гладко. И ведь прав оказался...
Озан замер у входа в покои сладкоголосой Лале. Низко склонил голову, пряча от господина скорбный взгляд. Не позволяя себе слабости еще на мгновение оттянуть неизбежное, Саид вошел внутрь.
Молодая мать лежала на богато изукрашенном ложе. Но что ей красное дерево и драгоценные камни, когда самую великую ценность девушка прижимала к себе. Клубком свивившись вокруг их сына, Лале как раненная, но несломленная хищница, готова была защищать его изо всех своих оскудевших сил. Ее синие глаза, что еще недавно были полны любви и надежды на милость Аллаха, смотрели воинственно и зло.
- Мое сердце...
Девушка оскалилась. Тоненькие ручки сильнее обвили драгоценный сверток, будто это могло защитить ребенка от жестокой участи.
- Не смей звать меня так! - сорванный от рыданий и криков голос хрипел. Совсем был не похож на ее прежний, и все же оставался усладой его слуху, - Не смей трогать моего сына! Не отдам! Никому не одам моего ребенка!
Лале закашлялась. Тоненько всхлипнув, попыталась отползти от севшего рядом мужчины. Но сил не осталось даже на это. Знала бы его любимая, что и дитя ей дали нарочно. Повитуха просто испугалась, что прекрасная Лале сойдет с ума. Своим указом Саид разрешил отдать ребенка матери. Ненадолго. Пока не заснет. И вот уже солнце сделало полный оборот, но хрупкая на вид наложница проявила недюжинную стойкость.
- Не убивай его, мой господин, - вдруг умоляюще зашептала она, - Меня отдай палачу, но не его! Только не его... Мой маленький, мой Мурад...
Крупные слезы капали на шелковую ткань, тонкое тельце сотрясалось в рыданиях, и губы алели не от его поцелуев, а от крови, что выступала на искусанной коже.
- Умоляю тебя, умоляю... Не вынесу, умру без него...
Саид до боли сжал пальцы. В который раз пообещал казнить лекаря, что плохо сделал специальную настойку, оберегающую Лале от беременности. А вместе с ним и звездочета, который клялся в удачном расположении звезд и настаивал сохранить плод.
Шепот несчастной становился все тише. Слипшиеся от слез ресницы дрогнули и стрельчатым узором упади на побледневшие щеки. Сон и усталость взяли верх, оставляя ребенка без своей защитницы.
Не раз Саид брал на руки своих детей, но сейчас сердце готово было проломить ребра, так много теснилось в нем нежности и любви вперемешку с пронзительной болью. Осторожно повел рукой, отводя в сторону темно изумрудный бархат покрывала и белоснежную пеленку. И не смог сдержать судорожного вздоха, стоило посмотреть на безмятежное личико их сына. В детских чертах еще трудно было найти похожесть. Но Саид уже видел - Аллах послал ему прекраснейшее дитя. А когда малыш вдруг ответил на его пристальный взгляд...
Не собственная бескрайняя горечь, не мольбы любимой женщины, а синие, умные глаза стали последней песчинкой, склонившей чаши весов с одной стороны в другую. Не мог, никак не мог Саид допустить, чтобы их блеск забрала себе смерть! Он, султан великой страны, должен пойти на поводу давно почившего, безумного предка? Шелковой тетивой перекрыть дыхание беспомощному? Не бывать этому! Аллаху было угодно, чтобы это дитя увидело свет. Не взирая на все преграды во чреве сладкоголосой Лале зародилась жизнь. Значит, эта жизнь для чего-то нужна Всемогущему. Сохранить, а не оборвать ее - вот истинная задача!
В покоях не было и малейшего сквозняка, но пламя лампад вдруг дружно затрепетало. И словно тяжкое бремя в одночасье рухнуло с плеч. Поцеловав крохотный лобик, Саид бережно уложил ребенка на место. Легко коснулся черных волос девушки, которые так любил сжимать жаркими, бессонными ночами и вышел прочь. Напоследок приказал Озану оставить ребенка при матери и заботится до его особого указа, но из родильных покоев не выпускать. Старик ничем не выдал своего удивления. И лишь тень улыбки на сухих губах подсказали, что он согласен с решением султана.