Луи они узнали сразу.
- Это за нами, - сказал Лис.
- За меня нет награды? – удивился Ангелочек, - Значит, не за нами, а только за тобой.
- Тогда я побежал, а ты можешь тут сидеть.
Местные совершенно не горели желанием сдавать французам кого бы то ни было, а семья Луки особенно. С другой стороны, за пятьдесят дукатов какого-то чужака можно бы было и сдать. Но как получить эти деньги себе и ни с кем не поделиться? Ведь если делиться, то в руках останется хорошо если пять дукатов, да еще и ярлык предателя. Свою долю денег возьмут все, а свою долю репутационного ущерба никто не возьмет.
- Что он натворил? – спросил кто-то из старших.
- Украл много денег. Очень много, - ответил Луи.
- Лучше бы ему, наверное, самому сдаться, - вступил Бонакорси, - А то здесь найдутся крутые парни, которые попросят поделиться золотом, которое не охраняет закон. Или не найдутся?
- У него что, золото с собой? – спросил рыбак среднего возраста.
- У него столько золота, что тебе на всю жизнь хватит, - ответил Бонакорси, - А с собой или нет, не знаю. Отдайте нам его живым, а все, что найдете при нем, можете оставить себе. И мы вам еще полста дукатов отвалим.
Толпа заволновалась.
- Ты сдурел? – спросил Луи, - Ты почему королевское золото раздаешь?
- Про пятьдесят дукатов не я сказал.
- А про то, которое при нем?
- Нам бы его и так не отдали.
- Если этот Лис здесь, и его сдадут, я вернусь и выжму из этих рыбаков все золото, которое они у него отнимут и не отдадут нам.
- У него здесь друг по имени Лука! – выкрикнул в толпу Бонакорси.
- Это не я! – сразу открестился какой-то мужик.
- Это не он! – подтвердил Бонакорси.
- И не я! – заявил другой.
- Не ты, не ты. Тот Лука в Генуе живет.
- Лука-Болтун что ли? – Бонакорси обернулся, но не увидел, кто это сказал. Услышал подзатыльник, повертелся в седле, но снова не понял, откуда.
На площадь выехал богато одетый всадник в сопровождении четверых солдат в кирасах и шлемах.
- Филиппино Фиески, кастелян Портофино. С кем имею честь, господа?
- Людовик де Ментон, оруженосец его светлости, губернатора Прованса, Рене Савойского, графа де Виллара.
Фиески посмотрел на него, поджав губы, как на грязного крестьянина. Губернатор какого-то там Прованса здесь не авторитет, не говоря уже о том, что он бастард. Оруженосец кого бы то ни было тем более не авторитет.
- Чем угодно губернатору Прованса порадовать моих скромных подданных? – скептически спросил Фиески, намекнув, что ни подданные, ни он сам никакого губернатора радовать не собираются.
- У Вас тут прячется беглый вор, за которого мы заплатим пятьдесят дукатов.
- За живого или за мертвого?
- Живого.
Фиески сурово окинул взглядом толпу.
- Он француз?
- Генуэзец.
- То есть, не мой подданный.
- Совершенно верно.
- И почему он до сих пор не здесь? – спросил Фиески наиболее уважаемых глав местных семей, строго переводя взгляд от лица к лицу.
- Вы не приказали, Ваша милость, - мудро ответил старший из них.
- Теперь приказываю. Все слышали? – Фиески обратился к внимательно слушавшей толпе, - Взять его, сдать, деньги забрать! Бегом! Нам здесь чужие воры не нужны, своих хватает.
- Благодарю, - поклонился Луи.
Фиески уже разворачивал коня.
- Сегодня ехать обратно не стоит, - бросил он через плечо, - Гостиница у церкви святого Мартина. Заодно и об удаче помолитесь.
Луи повернул коня и поехал в сторону гостиницы. Сопровождающие потянулись за ним. В принципе, результат устраивал всех, кроме Луи. Не надо никого ловить, устраивать облаву, брать заложников и жечь дома. Если местные этого Лиса поймают, то хорошо. А нет, так не больно и надо было. Скорее всего, его здесь нет и не было.
Бонакорси передал коня одному из солдат и решил прогуляться.
- Куда ты собрался? – спросил Луи.
- Помолюсь о нашей удаче, как посоветовал кастелян. У меня всю жизнь были хорошие отношения со святым Мартином.
Не то, чтобы святой Мартин лично бегал за Тони и прикрывал его от бед и невзгод обрезком плаща, но Тони, прожив до последнего времени в Ферроне, именно святому Мартину молился об удаче и жертвовал деньги в приход его имени. Здраво оценивая отмеренную ему удачу как в Ферроне, так и в Генуе, Тони понимал, что перед этим почтенным святым он уже в долгу на всю свою жизнь. Поэтому небрежно брошенную фразу кастеляна он принял как знак свыше.
Казалось бы, что сложного в том, чтобы вернуться, отвязать мулов и пришпорить что есть духу по дороге вдоль берега? Но на дороге, скорее всего, засада. И не одна. Да и у мулов, оказывается, тоже.