- Да, отче…
- Поэтому ты в долгу не перед рыцарем. Не передо мной. Перед Господом. Он послал тебя помочь мне исполнить миссию, которую Он возложил на меня.
- То есть, если я сейчас уйду…
- То я прибью тебя вот этой самой палкой. Господу не угодны трусы и дезертиры. А если ты помешаешь мне привезти парням их кровные, то я тебя предам анафеме и отлучу от церкви! – Тодт отпил вина, - Доставим груз, и я благословлю тебя на любое богоугодное дело, которое ты выберешь. Как ты вообще можешь сомневаться, ты же дал обет!
Патер встал, как перед проповедью.
– Иисус говорил, «да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого». Если человек говорит «да» или «нет», это должно быть «да» или «нет». Если человек говорит «сделаю завтра», то это должно быть до заката на следующий день, а не «маньяна», как понимают испанцы.
- А если человек говорит, «яваш-яваш» или «иншалла»? - спросили из-за соседнего столика.
- То пусть он сдохнет, собака злая! – не задумываясь, ответил Тодт.
- Хорошо, но разве ландскнехты не такие же христиане, как швейцарцы? Что богоугодного в том, чтобы сражаться за чужих королей? – спросил Мятый.
- Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога. Существующие же власти от Бога установлены, - Тодт процитировал «Послание к Римлянам», - Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро.
Тодт разгонялся и повышал голос. На столах вокруг загорались все новые свечи.
- Если ты прыгаешь со скалы, не укоряй Господа, что он позволит тебе разбиться. Если ты пользуешься монетой, не считай несправедливым отдать справедливую долю тому, кто монету чеканит. Если ты решаешь вопросы судом, будь то суд господина, суд магистрата, епископа, присяжных, или какой еще, то не считай несправедливым, если к тому же суду призовут тебя. А если ты признаешь человека своим начальником, то слушай его как отца родного. И это всегда будет богоугодное дело.
- Отче, я понимаю, когда христианские короли и прочие рыцари идут против нехристей. Но хорошее ли дело вступать в ссоры христианских королей друг с другом? – Мятый не удовлетворился ответом.
- Бог сотворил мир таким, что в мире есть место для солдат, - ответил Тодт, подняв глаза вверх и вспоминая библейских персонажей, - Ничего в мире не происходит без воли Божией с начала времен. Знаешь ли ты, кто был царь Давид, из рода которого происходит Иисус?
- Солдат? – вспомнил известную историю Мятый, - Пращник?
- Наемник, - уточнил Тодт, - Служил царю израильскому, потом филистимлянам, потом стал царем Иудеи и воевал против Израиля, и только потом стал царем Израиля.
- Но на стороне какого царя в это время был Бог? То того, то другого?
- Нет. Бог всегда был на стороне Давида. Наемника. Такого, как мы. А кто был Гедеон?
- У которого триста воинов против многих тысяч? – Мятый проявил неплохую эрудицию, - Рыцарь?
- Простолюдин. Пахарь. Раз уж ты слышал эту историю, ты ведь понимаешь, что Бог мог бы щелкнуть пальцами и разогнать мадианитян к свиньям морским.
- Мог бы.
- Но не стал. Потому что мир создан таким, что в мире нужны солдаты. И командиры, будь то простолюдины или рыцари. Откуда мы знаем, кто из нынешних королей мадианитянин, а кто из командиров будущий Давид или Гедеон?
- Но разве можно без прямой Божьей помощи победить большую армию, вооружившись трубами и светильниками?
- Ты неплохо знаешь Писание, сын мой, - одобрительно сказал Патер, - Но ты не был при Грансоне. Стоило нам напасть, как бургундцы, большая сильная армия, смешали строй, впали в панику и разбежались, как те мадианитяне много лет назад. Потому что Бог был на нашей стороне.
- А как Бог вам это сказал?
- Никак. Твое солдатское дело идти в каждый бой так, будто на твоей стороне Бог. Он может не быть на твоей стороне. Он может вообще ни на чьей стороне не быть. Но однажды, совсем не обязательно, прожив жизнь, полную битв, тебе повезет сразиться на стороне Бога. И ты неуверенно подумаешь, догоняя врагов и добивая раненых под ногами, что, наверное, ты прожил жизнь ради этой битвы. Ради того, чтобы принять на копье рыцарского коня. Чтобы прорвать строй вражьих пик. Чтобы бросить бочку пороха врагу в трюм. Чтобы заклепать пушку, которую пернуть не успеешь, как враг отобьет обратно. Чтобы огреть алебардой гиганта в доспехах, и вдруг именно твой удар станет для него последним.