«Черт возьми, – подумал я, – Вот как зовут этого неряху – лейтенанта!»
– Почему так поздно заметили прорыв такой большой группы противника? – раздраженно бросил Рукосуев разведчику. – Пятьдесят человек! Это же целая полурота! Представляете, каких она дел может натворить?!
Майор пожал плечами:
– Вопрос не ко мне. Я только приехал знакомиться с обстановкой…
– И не только… – многозначительно буркнул подполковник. – Вам не кажется, что это появление противника связано с…
Тут майор сделал невольное движение в его сторону, словно попытался остановить коменданта от разглашения того, о чем нельзя было говорить вслух. Но Рукосуев сам остановился, кинув взгляд в мою сторону.
Я к этому отнесся спокойно. Если у них какие-то свои тайны, то пусть они и остаются при них. Я – кадровый военный, и мне в голову вбито еще со времен училища: нужно знать только то, что положено знать. От ненужных секретов наживают проблемы.
– Видимо, противник сосредоточился на нашей стороне еще ночью, – высказал предположение майор, уводя разговор в прежнее русло от опасного поворота темы.
– Видимо… – проговорил Рукосуев. – И ракета того солдата была сигналом. Вот только чего? Обозначалось наше присутствие на «точке» или это был знак для выдвижения врага?
Вместо ответа майор лишь сдвинул на затылок свое песчаное кепи. В это время наверху одновременно взорвались три снаряда. Залповый огонь. Это уже было более чем серьезно…
Меня начала бесить эта дискуссия. Наверху идет бой. Нужно что-то срочно предпринимать, а мы тут треплемся, как на разборе тактических учений!
– Ракета могла быть знаком «духам», что «секрет» на отметке «16-04» снят… – я решил вступить в беседу и подвинуть Рукосуева к более решительным действиям. Ничего себе, боевой командир! Медлит, как целка в первую брачную ночь…
– Если вы помните, товарищ подполковник, – добавил ехидно, – именно с этой сопки отлично просматривались все подходы к «стопарю». Пока наши находились там, «духи» не могли подойти незамеченными.
Против ожидания, Рукосуев меня не одернул, хотя замечание было явным щелчком по его самолюбию. Он переглянулся с майором.
Мне эти переглядки начинали нравиться все меньше и меньше. Что они знают, и что здесь вообще затевается? Я решил отступиться от своих принципов невмешательства и задать этот вопрос прямо.
– Куда сейчас бьет артиллерия? – опередил меня Рукосуев, обращаясь к разведчику.
– Стреляют по противоположному склону и по хребту на стыке двух постов – туда, где засела группа прикрытия противника. По основным силам «духов» огонь не ведется потому, что они близко подошли к нашим позициям и есть опасность угодить по своим.
– Почему, в таком случае, я не слышу огневого контакта Снесарева? Этот сукин сын не видит их, что ли?! – возмущенно, но достаточно сдержанно проговорил комендант.
Похоже, обстановка складывалась непонятная до хреновости, чтобы просто стрясать воздух.
– Вообще, откуда сведения о прорыве группы у артиллеристов и у вас, майор? И почему они пришли так поздно?! А, разведка?! – не найдя ответа ни на один свой вопрос, Рукосуев предпочел искать виноватых на стороне.
– Этой информации я склонен доверять… – уклончиво ответил тот. – Что там творится на «Сунге», сам не понимаю. Снесареву должны были доложить с КП о прорыве группы …
– Сам же он их не заметил, – вполголоса произнес Рукосуев и тут же взял на тон выше:
– Не смотрите на меня, старлей, искоса, низко при этом голову наклоня! Я снял «секрет» с отметки «16-04» не по собственной прихоти. Вы не знаете того, что вам не положено знать. Так что не мните себя стратегом!
В коменданте странным образом сочетались страсть к цитированию стихотворных строчек, умение хладнокровно разыгрывать тактические шарады и неодолимая тяга к разносам нижестоящих офицеров по поводу и без повода. Но моя строптивая натура взыграла в самый неподходящий момент.
– Есть не мнить, товарищ подполковник! – я вздернул голову вверх и выпрямился настолько, насколько мне позволял покатый склон горы.
Это стоило мне равновесия. Опрокинуться назад мне не дал майор, вовремя схвативший за рукав.
– Все ерничаете, Саранцев. Когда же вы повзрослеете… – пробурчал Рукосуев, сбавляя тон.
– В общем, так… – теперь он обращался к нам обоим, – надо идти обратно. Снесарев вот-вот ввяжется в бой. У него всего двадцать солдат. Командиров, не считая сержантов – двое: он да прапор. Русских бойцов и проверенных таджиков наберется всего с десяток. Остальные – балласт, если не сказать хуже. И не известно, как они себя поведут во время прямого боестолкновения. А против них выступает не менее полуроты опытных бойцов с тяжелым стрелковым и ручным реактивным вооружением. Три офицера дополнительно в такой ситуации не окажутся лишними.
Слушайте приказ! При выходе на позиции «Сунга» я беру общее командование обороной. Одновременно отвечаю за центр. Майор, вы находитесь рядом со мной и корректируете огонь САУ с помощью вашей радиостанции. Получится?
– Получится.
– Старший лейтенант Саранцев вместе с Снесаревым держат оборону на левом фланге, на который «духи» начнут свое основное наступление. Старший, как начальник опорного пункта – Снесарев. Все ясно, Саранцев?
– Так точно.
– Прапорщик с хитрой татарской рожей… Как его?
– Генеев, товарищ подполковник, – подсказал я Рукосуеву.
– Ганеев!.. Он будет держать правый фланг. Я говорю это здесь, потому что наверху не будет времени. Вопросы? Тогда пошли. Черт, почему Снесарев молчит?
Обратный подъем затянулся минут на двадцать. За это время «саушки» сбавили темп стрельбы. Снаряды рвались с интервалом в две минуты. Снесарев по-прежнему молчал.
– Тихо что-то. Может, «духов» отогнали? – вслух размышлял запыхавшийся Рукосуев.