- Ну, пап, ну, сам подойди, я легла уже, одеваться не охота – раздаётся голос младшей Аганбегян.
- Слушай, Катя, передай, пожалуйста, тому твоему товарищу, что я бы с ним очень, даже очень-очень хотел поговорить. Наш с ним разговор останется только между нами, так ему и передай. Да, и скажи, что это важно. Хорошо?
- Я этого парня не знаю почти, он в параллельном классе учится, но мне не трудно, скажу, тем более, если это так важно.
…
Вань, слушай, - Катя Аганбегян подошла к Ваньке Груздеву, чем вызвала немалое удивление у его одноклассников, - папа мой очень хочет с тобой поговорить.
Ванька, от удивления даже открыл рот. Он был парнем шустрым, но с мажорами старался дела не иметь. Эта носатая армянка его тоже не интересовала, ему нравился совсем другой тип девочек. После пяти секунд паузы, Ваня все-таки рот открыл:
- Ага, хочет меня в кутузку упечь? Ты ему донесла, да? Доносчица, да?
- Да, очень надо! Трындел бы поменьше, никто бы и не узнал. А сейчас сыкотно[52] стало? Струсил что ли? За свои слова ответить боишься? Да не стремайся[53], папа у меня добрый, никого еще в ментуру не сдавал. К тому же, мне обещал, что просто с тобой поговорит и никому рассказывать не будет. Я вчера у него спросила, что он думает по поводу вероятности развала Союза. Он сначала начал руками махать, ногами топать, потом вроде успокоился, сказал, чтобы я из головы такие идеи выбросила и нигде вслух не произносила. А через полчаса вдруг, как заорёт, мол, подать сюда этого антисоветчика, мол, безумно поговорить с ним хочу.
- Хорошо, хорошо, я бы и не против с живым академиком поболтать, да вот беда, автор - не я. Это мой двоюродный брательник носится с этим бредом. Борькой зовут. Могу тебе его телефон дать, звони и договаривайся, мне как-то неудобно, я обещал никому не рассказывать, а сам трепанул. Думаю, всё-таки, академику Аганбегяну он отказать не сможет.
…
Вечером в воскресенье 27 сентября в нашей квартире внезапно раздался телефонный звонок. Я схватил трубку.
- Здравствуйте, Бориса можно к телефону, - незнакомый мужской голос звучал уверенно и властно.
- Я вас слушаю.
- Это Абел Аганбегян говорит. Боря, мне очень нужно поговорить с тобой на одну тему. Есть ли у тебя возможность приехать в институт экономики на следующей неделе? Мы бы немного побеседовали?
- Абел, извините, не помню вашего отчества…
- Абел Гезевич, можешь так обращаться.
- Абел Гезевич, на неделе я, наверное, никак не смогу, вот в следующее воскресенье буду очень рад познакомиться.
- Тогда давай на… - в трубке слышен шелест бумаги, - вот, на три часа. Буду ждать. Сможешь?
- Без проблем,
- Тогда до встречи, - Аганбегян вешает трубку, уже не дожидаясь моего ответа.
- Родители, - ору я страшно довольный тем, что процесс пошёл даже без особенных усилий с моей стороны, - представляете, мне сейчас звонил сам Аганбегян.
- Это кто? С рынка что ли? – папа то ли правда не знает, кто это, то ли шутит так. – Закажи ящик персиков, говорят в этом году в Армении урожай.
- Да какие, к чертям, персики! Это академик из института экономики.
- И что хочет этот армянский экономист? – мама почему-то к кавказцам, особенно к армянам, относится с подозрением.
- Хочет со мной встретиться. Помнишь, мы на прошлой неделе у Груздевых зацепились языками по поводу устойчивости стран? Ванька растрепал в своей школе, а у него в классе учится дочка этого Аганбегяна. Она папаше проболталась. Ему стало интересно, вот и приглашает меня в следующиё выходной к себе в институт.
- Борь, ты смотри там поосторожней языком то болтай, наболтаешь лет на пять.
- Торжественно клянусь быть бдительным и говорить строго в рамках марксизма-ленинизма. Обязательно подготовлюсь к беседе. Надо будет где-то найти хоть одну статью этого светила.
Скрежещущий, раскачивающийся из стороны в сторону, старенький ЛиАЗ маршрута №8 к трём часам пополудни докатился до остановки «Морской проспект». Автобус устало фыркнул и со скрежетом открыл двери.
Хорошо, что до института экономики от остановки всего минут пять ходу, неудобно заставлять ждать даже и не очень уважаемого человека. Хотя он еще не успел стать ни советником Горби, ни соавтором Явлинского, даже масоном еще не стал. Он пока не подозревает о том, что станет через 10 лет одним из главных теоретиков экономического убийства страны, что его стараниями возникнут гайдары и чубайсы. Сам Аганбегян остался как бы в стороне, политику он, видите ли, не любил. А в текущем году он знает только Мишку-чемодана[54]…