Шелест купюр и звон монет потихоньку наполняют пространство. Вот включается ударник и жестким мощным ритмом задает почти маршевый рисунок. Голос Гилмора возникает, как всегда, внезапно, но заставляет повторять про себя непонятные слова. Стоять на месте просто невозможно! Народ быстро сдвигает стулья к стене. Мощные звуковые волны из динамиков насыщают вибрациями всё тело.
Свет внезапно гаснет. Только цветные всполохи светомузыкальной системы ритмично вспыхивают на потолке, отбрасывая световые блики на публику внизу.
Игра цветных теней развертывалась передо мною; Сама мелодия постепенно становится главным действующим лицом. Просто замечательно, что музыка звучит в почти полной темноте. От людей остаются только тени, бьющиеся в ритме барабанов Ника Мэйсона. Басовый рифф Уотерса пронизывает тело от ушей до кончиков пальцев.
Громкость звука не позволяет думать о постороннем, только сливаться с музыкой. Образы, которые, то мягко покачиваются подобно лодке на прибрежной волне, то мощно сталкиваются друг с другом, то растворяются в воздухе, словно наполняя собой пространство. Шесть минут композиции пролетают незаметно.
- Вещь! - восклицает мой сосед, переводя дыхание – чувствуешь какой звук?
- Класс! Пинк флойт это мастера, кто б говорил! Как сакс летает, обратил внимание?
Ответа я уже не слышу. Череп врубает Цепеллинов, сопровождая кратким вступлением:
- Друзья, сейчас слушаем известную и давно всеми любимую «Стэйр ту хэйвен». Мы помним, что этой музыкой Роберт Плант и Джимми Пейдж активно протестуют против войны во Вьетнаме, против безработицы и против несправедливости вообще.
Мягкая, похожая на гавот мелодия из гитарных переборов Пейджа сплетаются с печальным голосом. Музыка проникает, кажется, прямо под кожу. Улёт! Девочек среди присутствующей публики хватает и постепенно вся толпа разбивается попарно…
Вечеринка продолжается в течении трех часов. Череп к концу мероприятия совсем выдохся, потные пряди прилипли ко лбу, но не уходит – сторожит бесценную аппаратуру. Я его очень даже понимаю, такой больше не существует нигде в мире. В десять вечера народ разошелся до такой степени, что расходиться не собирается. Но мужики из экспериментальной лаборатории сказали, что со сторожем договорились только до десяти, и если они к этому времени технику мимо вахты в обратном направлении не пронесут, то им никто и никогда больше этого не позволит. Пришлось народу смириться и топать по домам. Было ясно, что мероприятие удалось на славу.
…
- Пётр Михайлович, здравствуйте, к Игорю Митрофановичу зайдите – пожалуйста, - секретарша Томочка, полненькая девушка лет двадцати, заглянула в кабинет и, прощебетав, исчезла, как сон, как утренний туман. Утро начинается, как-то слишком резко, - подумал Владимиров.
- Владимиров? Заходи, не тяни кота…, тут по твою душу письмо от населения. Сейчас будешь отчитываться, чего там в твоей вотчине происходит.
- Игорь Митрофанович, побойтесь бога! Я же вам в пятницу всё докладывал. Всё идёт просто замечательно. Новых членов принимаем, статьи в заводских многотиражках публикуем, в центральную прессу отчетные статьи отправляем... Что еще за сигналы с мест? С каких мест? Ничего не понимаю.
- А вот это, брат, уже твоя недоработка! – несмотря на грозный тон, Тихонов только изображал грозного начальника, - тут у тебя под носом комсомольцы устраивают идеологические диверсии, а ты значит, ни сном, ни духом?
- Что! Какие еще диверсии? Причём тут мой агитационный сектор? – не выдержав, начинает возмущаться Владимиров.
- Ты не егози, не егози, ишь взъерепенился тут. На вот, возьми письмо нашего уважаемого ветерана. Или ветеранки? Может ветеранши? Не знаю, как правильно… В общем читай и как-то комментируй.
Петр Михайлович взял из рук Тихонова листок, вырванный из школьной тетрадки, и углубился в чтение.
«Первому секретарю Дзержинского районного комитета ВКП(б) от заслуженной коммунистки на пенсии Овсянко Галины Николаевны. Донесение.
Доношу до вашего сведения, что в субботу 12 декабря сего года в помещении физкультурного зала клуба «Темп» завода Точного Машиностроения имела место идеологическая диверсия, выражавшаяся в массовом преклонении перед Западом и его бескультурными ценностями. Молодыми людьми обоего пола всячески попирались нормы коммунистической морали и кодекс строителя коммунизма, а также основы советской нравственности. Организаторы цинично способствовали проведению в среду нашей советской молодежи тлетворного влияния буржуазной псевдокультуры, пропаганды чуждых идеалов и настроений. Это выражалось в проигрывании музыки неизвестных мне, но явно вредительских исполнителей, а также в так называемых танцах, состоящих из неприличных движений разными частями тела.