Игорь Сахновский
Супер-2
Звонит мне Саша Супер в шесть утра (есть у него такая дурная привычка) и говорит: «Надо встретиться. Срочно». Зеваю прямо безудержно: «Что опять стряслось?» – «Это не телефонный разговор. Нужна твоя помощь».
Спрашивается, чем я могу помочь Саше Суперу, если он уже лет пять бензиновый король, даже император, а я встречаться с ним еду на троллейбусе? Именно так я ему и сказал, когда мы высадились ни свет ни заря на скамейке позади «Ирландского дворика».
– Понимаешь, – начал он, – я вдруг сообразил, что живу просто мимо жизни. Я ничего не делаю кроме того, что делаю деньги. Ну, ещё их трачу. Полная, блин, бездуховность! Что от меня останется?
– А я-то здесь при чём! – отвечаю со всей чёрствостью невыспавшегося человека.
– Ты вращаешься в культурных кругах. Я видел у тебя на столе письмо от Тарковского. Тебя читают в Лондоне. Говорят, с тобой созванивался генерал де Голль. Ты друг Ларисы Канцевой. По слухам, ты даже близок с одной девушкой, которая лично знает Яну Муравьёву!…
– Про девушку слишком сильно сказано.
– … А на троллейбусе – я точно знаю – это ты из принципа.
– Саша, не томи душу, в чём проблема?
Оказалось, что Супер горит желаньем приобщиться к высшему свету. Он так и выразился – «высший свет». Желательно литературный. Я попытался доказать, что легче попасть на борт НЛО, которые, возможно, существуют, чем вступить в высший свет, которого нет в природе.
– НЛО от нас не уйдут! – судя по тону, Супер уже готов был обидеться. Будто я сижу, как злая собака, у входа в высший свет и не впускаю туда посторонних.
Пришлось пообещать ему неизвестно что.
Днём я позвонил Касимову, чтобы узнать о ближайших литературных тусовках. Касимов работал на радио. У него всегда водились последние новости. А если новостей не было, то Касимов их срочно создавал. Он тут же пригласил меня на презентацию новой книги стихов Даши Моргенштерн «Одна! Совсем одна!» (Предыдущая Дашина книга называлась «Подсчёт количества».) Я попросил оставить мне два пригласительных, и Касимов тонко предположил, что я приду не совсем один. Я сказал про Сашу Супера и для краткости обозвал его нетипичным новым русским.
– Это случайно не тот, который хочет заказать книгу про самого себя и готов заплатить автору атомную сумму?
– Случайно тот, – зачем-то соврал я. – Но лучше никому не говори.
– Естественно, – обрадовался Касимов. – Могила!
И тут я вдруг понял, как создаются новости.
Супер приехал на презентацию в Дом работников культуры в тёмном костюме, при галстуке, бледный и решительный – как на вступительный экзамен.
Работников культуры собралось человек тридцать. Даша Моргенштерн блистала в антикварном дезабилье своей прапратётушки баронессы Арины Габсбург. Демонстративный безумец Лёва Кельтский по случаю поздней осени прибыл в зимних шортах. Художник Сабуров принёс под мышкой изящный гробик – видимо, для своих очередных похорон. Критикесса-романист Постникова похаживала среди штатской публики в пятнистом камуфляже, как омоновец, и пыталась раздавать указания. Автор этих строк, страдая от хронического недосыпа, зевал так, что едва не проглотил бокал с шампанским. Временно непьющий поэт Дозморов предлагал заменить презентацию разнузданным чаепитием.
Как только Даша Моргенштерн красивым чувственным сопрано начала исполнять стихи, я, к своему стыду, безотлагательно уснул и очнулся лишь на последней строфе, которая звучала так:Вам трепетность от Бога не дана,
И нежность пробуждается не вами!
И потому одна – совсем одна,
Ничья наложница, ничейная жена,
Как лёгкий выдох красного вина,
Лечу над Элизийскими полями!
После коротких соболезнующих аплодисментов все плавно спустились этажом ниже, в кафе. Супер молчал, очевидно впечатлённый услышанным. Впечатление усугубил временно непьющий поэт Дозморов, который сел за наш столик и припомнил возмутительный случай.
Однажды мы с Дозморовым сидели в этом же кафе и невинно ели окрошку. Ничто не предвещало дурного. Когда окрошка была уже почти съедена, к нам незаметно сзади подкралась молодая женщина вполне приличного вида и коварно похитила со стола салфетку и две зубочистки. Мы даже не успели спросить о её видах на стащенные предметы.
– Теперь она будет их показывать своим детям, – закончил свой рассказ Дозморов. – А потом и внукам…
С минуту помолчав, поэт воскликнул: «Немедленно чаю!» – и удалился в сторону бара.
В тот же миг его стул захватила критикесса Постникова – она как будто караулила, когда освободится место возле Супера, и с омоновской решительностью пошла на приступ.
– Будем знакомы. Вы должны знать моё имя. Не можете не знать!