Пацан открыл горячую коробку, свернул ей блинчик в трубочку.
– Кушай, кушай.
Нино отказалась.
Настроение у нее испортилось, аппетит пропал. Она взяла из бардачка бутылку с коньяком, хлебнула из горла и опустила окно. Запахло сыростью от влажных листьев. Нино заметила, что на улице похолодало, и подумала, что завтра вполне уже можно прийти на работу в сапожках. Она включила музыку, опять Шнура, все ту же песню.
Мальчик кушал блинчики, Нино курила и подпевала.
– Тарам-парам! Тарам-парам! Это песня про меня, – сказала она.
Пацан улыбнулся. Моргнул испуганно длинными телячьими ресницами.
«Он меня боится, – поняла Нино, – но почему? Почему? Я не могу понять их, этих мужчин. Если бы я была мужиком, я бы вообще ширинку не застегивала. Я бы оттащила бабу в кусты и трахала там до тех пор, пока комары не сожрут мне всю задницу».
Нино взяла салфетку и вытерла мальчишке губы, испачкался, дите, вареньем. Она вспомнила свое же СМС «Твои глаза меня заводят» и усмехнулась: «Совсем крыша съехала с голодухи».
И только было собралась она понаблюдать, как тает дым в осеннем воздухе, как листья медленно ложатся на сверкающий капот, но тут же вспомнила, что в десять совещание в мэрии, какой-то идиотский комитет, в котором она непонятно зачем заседает. Лицо ее сразу стало серьезным, грусть и лирика испарились, она завела мотор и отдала указание:
– Надо ехать. С завтраком мы обломались.
Говорильню в мэрии растянули на два часа. За длинным столом сидели странные люди в костюмах, издалека казалось, что все они без глаз. Тяжелые подбородки упирались в тесные воротники сорочек, снизу конструкцию подпирал узел галстука, создавалось впечатление, что и шеи у этих людей тоже нет. Все морды были неподвижны, они не выражали никаких эмоций, только изредка, как по команде кивали такой же морде во главе стола. И наша бедная Нино сидела среди этих туш, слушала монотонную речь непонятно о чем и про себя стонала: «Мама мия! С кем я диффузицирую! Я скоро стану таким же мясом, как они». А впрочем, если приглядеться, и в этой могиле можно было заметить кое-какие признаки жизни.
Прямо напротив Нино сидел мужчина, лысый, крупный и такой же тяжелый, как все за столом, но этот человек немного отличался от прочих членов комитета. Полоски на его рубашке были чуть тоньше, чем у других, и пиджак его был не строгий, но форму держал, и портфельчик выбивался из правил – у этого чела был фиолетовый портфель, купленный в нездешних магазинах, и очки были в тонкой оправе, что немного облагораживало его монументальную рожу. Все эти мелочи Нино заметила примерно год назад, когда они впервые встретились на таком же нудном совещании. Тогда он подмигнул ей и сказал, наклонившись, в самое ушко: «Я – маньяк». Нино это жутко понравилось, она ответила: «Я тоже».
Мужик был хитрый, властный, поэтому Нино и загорелась, ей стало интересно: что будет, если в одной постели окажутся два маньяка. Но, конечно, очень быстро выяснилось, что никакой он не маньяк. Этот чел был из бизнеса, он кормил эту власть и сам кормился у власти. Весь свой темперамент и все свои природные «мощностя» он тратил на возню у кормушки. Любовниками они не стали, но иногда встречались, и обязательно в сауне, за это Нино прозвала его Банщик.
После этого заседания они тоже поехали в любимую сауну Банщика. Он прикатил туда первым, в целях конспирации. Нино припарковала свою машину за его «чемоданом». У входа, как всегда, дежурил охранник Вася.
– На самом деле он не Вася, – сообщил Банщик. – Но мне не важно. Моего первого охранника звали Вася. Его подстрелили, и после этого я всех зову Вася.
Нино просила отпустить охранника, ей было неприятно знать, что кто-то стоит на воротах, пока она изгаляется в спальне. На это Банщик не согласился. «Под меня копают», – сказал он, хотя Нино прекрасно знала, что никто под него не копал.
Банщик сидел в бассейне. На столе только чай и коньяк. Нино отломила кусочек шоколадки и разделась по-военному быстро, без всяких турецких выкрутасов. Она спустилась в воду и приплыла в загребущие лапы.
– Соскучился. – Банщик слегка приобнял. – Все хорошеешь…
Он имел особенность говорить отрывисто и кратко, как будто в прямом эфире думает о чем-то о своем, а слова выпрыгивают из общего потока мыслей, как рыбки из реки, подышать.
– Утром смотрю – ты висишь, – это он вспомнил про баннер с фото Нино. – Встал сразу, – это про член. – Думал, кинула, – это про звонки, на которые Нино не отвечала. – Судьба, – это про встречу на совещании.