Нино подержалась за широкие мясистые плечи и поболтала ножками в воде.
– Я голодная как собака, – сказала она. – Некогда поесть, с утра в бегах…
– Сейчас пообедаем, – обещал Банщик. – Шашлык заказал. Тут хороший шашлык.
Он шлепнул Нино тяжелой крупной лапой, подгоняя ее из воды.
– Давай, давай, давай…
Спальня была на втором этаже. Нино поднималась по лестнице первой, непроизвольно повиливая голым задом, над которым, кстати сказать, трудились лучшие массажисты города. Банщик шел за ней, ступеньки под ним скрипели.
– Петя Стальной подъедет, – сказал он на ходу, – кое-что порешать.
– Когда? – Нино обернулась.
– Есть время, есть.
Еще на первом свидании Банщик объявил: «Я – консерватор». Нино поняла, что это значит. Это значит подушка под задницу и никакого вам куннилингуса. Нино не любила подушку, она любила, чтобы ноги сами поднимались на плечи. Но Банщик был вынослив и что-то даже бормотал на ушко, поэтому иногда она заезжала к нему попариться. А в этот раз, когда он закатил глаза и застонал, она вдруг поняла, что ей все надоело, и, будучи еще придавленная тушей, Нино решила, что больше в эту баню не приедет.
В душевой на полке лежали красные полотенца. Нино взяла одно, ей показалось, что оно уже было использовано.
Банщик развалился у стола на диване. Налил две стопки коньяка, кивнул Нино, чтобы она присоединялась. Он отвечал на звонок, Петя Стальной говорил, что уже на подходе. Официантка принесла шашлык на длинном серебряном блюде, нарезку светофором из разноцветных овощей, тарелку с зеленью, грибочки… Нино была голодной, но поняла, что в этой сауне поесть не сможет. Она швырнула полотенце на пол и начала торопливо одеваться.
– Спешишь? – спросил Банщик. – А пообедать?
– Ничего, – Нино кряхтела, застегивая узкую юбку, – обойдусь без обеда.
Она куснула мясца, торопливо вытерла губы и, пережевывая на ходу, кинулась на выход. Охранник Вася, официантка и администратор примолкли, когда она пронеслась.
Нино была на нервах, она прыгнула в тачку и закурила, выпуская дымок отрывисто вверх. И, кстати, ни единой мысли про вибратор у нее не возникло. Нино хотела закопаться в подушки в детской спальне у себя дома, обнять ребенка и тихо с ним уснуть. Она позвонила сыну, в трубочку ему посюсюкала, спросила у няньки, все ли в порядке, и снова вернулась на работу.
Спать было некогда, Нино спешила на запись своей программы. По пятницам она читает итоговые новости за неделю и что-то даже комментирует.
Года три назад она сама писала эти комментарии, сейчас все делает редактор, Нино идет в эфир автопилотом и даже не пересматривает программы. А поначалу она любила свою рожу на экране. Ей было приятно, когда узнавали на улицах. При знакомстве она всегда представлялась: «Нино, ведущая телекомпании “Гусь”».
Однажды она вломилась в кабинет к гинекологу, разумеется, без очереди, она всегда ломилась без очереди, и повсюду ее пропускали, когда узнавали лицо. А тут оказалось, что доктор телевизор не смотрит. Нино ему пыталась объяснить: «Нино, ведущая…» Врач спросил фамилию и пригласил на кресло: «Раздевайтесь». Нино стояла без штанов и все ему пыталась втолковать, что она не обычная пациентка, что она Нино, ведущая телекомпании «Гусь». Потом она долго сама над собой смеялась. Сегодня и это ей уже не смешно.
В студию Нино заходит как к себе на кухню и читает с первого дубля про каких-то людей, до которых ей нет никакого дела. Ей плевать на «Никель», плевать на экологическую катастрофу, на бешеную псину в жилом районе, на голого художника тем более плевать, и на спектакль с матом некогда пойти, и то, что губернатор никакой не русофоб, она прекрасно понимает… Нино все надоело, об этом она тоже говорила своему психологу: «Моя жизнь превратилась в автопилот. Я не живу, я еду по накатанной. Моя работа давно не творческая, я стала администратором. Это мой потолок, дальше расти мне некуда».
А что психолог? Чем он тут поможет? Он ей сказал: «Да вы же сами все себе и объяснили. Нет удовлетворения, почему? Потому что села в машину, и она тебя везет, а если мы желаем кайфа, придется управлять своей машиной».
Нино зашла к монтажерам, увидела себя на мониторах и с раздражением подумала: «Зачем я все это делаю? Надо посадить в эфир эту новенькую, пусть кукарекает».
На столе лежала коробка с недоеденной пиццей, монтажеры сожрали все, оставили один малюсенький кусочек.