После третьей захотелось поговорить с душевным человеком – о том, что в этом мире все оказалось очень скользким. Икру подделывают, рубль падает, жены убегают, и на зимней дороге очень легко влететь в бетонные столбы, даже на самой крутой тачке. Все это захотелось обсудить. С друзьями он не мог, друзей, то есть тех, с кем можно блевать в один тазик, у него не осталось. Скорость его личного роста была так высока, что старые приятели за ним не успевали. Свой ближний круг он аккуратно заполнял полезными знакомствами и деловым партнерством. В зоне доступа оставался только один абонент «Аннушка2000». От нее пришло сообщение: «Прости меня, Сережа. Я не хотела».
«Видела, как евро скаканул?» – отпечатал он ей.
«Да, жесть».
«Понимаешь, что это значит?»
«Примерно…»
Объяснять в печатной форме было лень. Он проглотил стаканчик и позвонил.
– …все это означает, – начал он говорить, закусывая сарделькой, – что в нашей жизни ни с деньгами, ни с бабами не может быть никаких гарантий. Ты будешь гнаться за ними всю жизнь и соблюдать, как идиот, законы экономики, но в один прекрасный день тебе скажут: «Приехали, дорогой! Обнуляция!»
– Успокойся. – Аннушка поняла, что он пьян, и спросила: – Ты пьяный?
Он энергично подчистил салатик с тарелки и ответил:
– Я мертвый!
Аннушка засмеялась, он слишком аппетитно ел для мертвеца. Она рассказала ему про свою обнуляцию, про то, как осталась одна с ребенком, и к тому же без денег. А разве можно сравнивать успешного предпринимателя с беременной девушкой без копейки?
– И ничего… – сказала она, – растем. Три года уже. А у тебя и подавно все устаканится.
– Да, устаканится. – Он налил себе еще и спросил: – Аня, скажи… Тебе было больно?
– Еще как!
– Нет, я имею в виду: физически тебе было больно? У меня постоянно в груди что-то жжет и тяжесть…
– Это соматика… – со знанием дела заявила она. – Со мной такого не было. Сейчас уже не помню. Я за ребенка волновалась, беременная была, старалась спать побольше…
– Это все вообще пройдет когда-нибудь?
– Пройдет, – заверила она без колебаний, – у меня прошло. У всех проходит.
– И что, я после этого смогу нормально жить?
– Сможешь. Ты сильный человек. Боль вообще-то идет на пользу…
Да, он был сильный. И никогда не сомневался в этом. Жена всегда напоминала: «Ты сильный, поэтому я с тобой и живу. Даже если бы я захотела свинтить от тебя – не смогла бы. Потому что настоящая волчица всегда выбирает только сильного самца. Со слабым она долго не протянет, она его сожрет».
Все это было правдой до понедельника. А теперь, когда Звезда все-таки свинтила, он перестал верить во все ее байки. И выяснилось, что на самом-то деле он никакой не сильный человек, и не вожак, и никакой он не успешный бизнесмен… На самом деле он – всего лишь маленький раздавленный карлик, которого топчет табун лошадей, и он готов согласиться на многое, лишь бы кони его не били. Об этом он не стал рассказывать даже Аннушке.
– Спасибо за хорошие прогнозы, – сказал он ей.
И хлопнул еще пятьдесят, как микстурку.
– Не пей слишком много, – по-свойски пожурила его Аня, – завтра тебе на работу.
А он и не пил слишком много, он выпил сколько нужно, перебрался на диван, повалился на живот, поджал ногу и уткнулся в подушку. Колено и рука висели, пальцы шарили по полу и нащупали под диваном что-то гладкое. Это были туфли, красные туфли его Звезды. Он вытащил одну и приложился к ней пьяными солеными губами.
Спасибо Аннушке. С ее помощью он продержался в рабочем режиме до конца недели. Каждое утро, несмотря на похмелье, он был на месте, как всегда, ровно в восемь. Да, голова болела и сам он был слегка помят, но в конторе оставался допоздна, закапывался в работу по горлышко и только часиков в семь или восемь вдруг замечал, что шея затекла и спина устала.
В это время в офисе было темно, свет горел только в его кабинете, и в клиентском зале мерцала новогодняя елка. На территории тоже никого не было, охрана выпускала овчарок, он слышал с улицы их резкий хриплый лай.
В это время все болевые симптомы возвращались, и опять ему казалось, что лошади хотят его растоптать. Он смотрел в глаза тому жеребцу, который вел на него табун, и сжимался в ожидании удара.
От лошадей он прятался в машине, за рулем кони его не доставали. Он убегал от них по трассе и вспоминал свое спасительное средство: «Две сотни – и в бетон». Перед мостом, на дороге к дому, он набирал скорость, а метров за сто начинал тормозить. Под мост въезжал плавно и поворачивал направо, к себе.