Он снова вспомнил про жену. Звезда не ждала приглашения, она сама пришла в его первую съемную хату, села в драное кресло, закинула ногу на ногу и заявила: «Мне здесь нравится. Я буду сюда приходить». Нет, это была не наглость, как могла бы подумать Аннушка, это был выбор, в котором Звезда не сомневалась.
Супчик Аннушка сварила вермишелевый, без вкуса и без красок. Не еда, а питание. Но он был голоден и всю тарелку съел. Как только в желудке потеплело, в груди опять началось неприятное жжение. Приступы всегда так начинались, без предупреждения. За неделю он к ним привык. Лошади догоняли его быстро, сбивали в снег и начинали бить. Тогда он сжимался и начинал ругать жену: «Кобыла! Овца! Эгоистка! Звезда! Да кто ты такая?! Жопа и сиськи! Так взял бы тебя, суку, за шкирку – и раздавил».
Аннушка вернулась быстро, привела ребенка. Мальчик подошел здороваться, протянул по-мужски маленькую руку. Сергей ему улыбнулся: «Дружище, привет!» – но никак не мог припомнить этого ребенка. Да, он знал, что малыш регулярно появлялся в его доме, возился где-то там в игрушках с его детьми, но он его не замечал. Чужие дети его не умиляли. Хотелось выпить.
Аннушка купила водку и мартини. Вытащила закуски из пакета, открыла кошелек.
– Вот сдача… – Она достала деньги и положила рядом чек.
Он не ответил, отвернулся к телевизору. Ребенок включил себе мультики, это были диснеевские «Тачки». Малыш схватил свою любимую машинку и закрутился с ней по комнате, шепелявя что-то непонятое.
– Что он говорит?
– Я – скорость! – перевела Аннушка и улыбнулась. – Обожает «Тачки».
– Я с-с-с-скорость! Я – с-с-с-скорость! – Малыш рычал как заведенный.
Аннушка пропала на минутку и вышла к столу в домашнем: белой кофточке и в длинной красной юбке.
– А-ля рюс? – Он подмигнул ей.
– А-ля рюс! – Она впервые за этот вечер рассмеялась.
Он открыл водку, пересыпал оливки в стеклянную вазочку. Аннушка порезала колбаску, старательно кромсала сыр… Он огляделся, нет ли рядом полки с бокалами. Аннушка не спешила, добросовестно резала длинный огурец. Юбка сидела на ней уютно, мягкая ткань облегала выпуклость бедра, и ему захотелось повторить эту линию. Он оглянулся на ребенка и погладил Анну по бедру. Нож в ее руке остановился на секунду и снова застучал по досочке.
– А где у нас бокалы? – спросил он и сам же их увидел.
В серванте они стояли. Он намешал на глаз мартини с водкой. Аннушка добавила в коктейль оливку и спросила:
– За что мы пьем?
О господи! Как надоело это все! Как надоел ему этот вечный вопрос: за что мы пьем? За лошадей! За свой табун, который догоняет нас и скоро копытами перетопчет в фарш.
– За тебя, Аннушка! – улыбнулся он. – Я хочу, чтобы у тебя было все хорошо.
– И за тебя, – вздохнула она. – У тебя уж точно все будет хорошо.
– Да ладно… – Он попробовал свой коктейль.
– Да! – И она пригубила. – Ты сильный, целеустремленный, ты очень… Как это сказать…
Он загадочно улыбался и гладил ее по мягкой половинке, пока Аннушка ему внедряла, какой он целеустремленный. Мягкая ткань скользила под пальцами, он искал резинку от трусов, но пальцы не прощупали резинку.
– …Я хочу сказать, что ты очень концентрированный… нет! – она засмеялась. – Я хочу сказать, что ты очень сосредоточенный человек. Да! Ты никогда не распыляешься, у тебя есть очень тонкое чувство своей траектории. Это не часто встречается…
Коктейль показался ему слабоватым, он добавил водки, нетерпеливо посмотрел на Аннушку. «Как у нее все медленно», – подумал и помог ей закруглиться.
– Ты чудесная женщина, Аннушка! Спасибо тебе за все. Ну, за тебя!
– И за тебя… – Она глотнула. – Сережа… Ты – идеальный мужчина!
– Да что ты… – Он посмотрел, чем закусить, бросил в рот кусочек сыра. – Я не идеальный. Я холодный, грубый, зануда… Да, я зануда страшный! Поэтому она и сбежала.
– Вернется, – кивнула Аннушка. – Куда ж она денется…
Сыр застрял на зубах, он пытался его сковырнуть языком. А мальчик так и бегал возле телевизора и повторял одно и то же: «Я – с-с-скорость! Я – скорость!» И чемодан лежал на шкафу, желтый, кожаный, пустой.